Снизу на табличке надпись: художник Рембрандт. Даная.
Подошёл поближе мужичок, чтобы повнимательнее рассмотреть, что там у неё, да как… Больно уж название у картины соблазнительное, да и сама она, если честно, будто бы говорит:
"Милый мой, тебе дана я!
Подходи же поскорей!
Заскучала тут одна я.
Пусть родится наш Персей!"
И хотя мужичку было совершенно непонятно, при чём тут какой-то там Персей, подойти он поспешил! Стоит — глазами хлопает… А Даная тут, возьми, да подмигни!
Засмущался мужичок, посмотрел по сторонам, а в Эрмитаже то кроме него и людей не видно!
— Хочешь познакомиться со мной ещё поближе? — смеётся тут Даная.
— А как? — спрашивает мужичок. — В картину что ли к тебе влезть?
— Да нет, — машет рукой Даная. — На площадь ночью приходи. Я тебя там ждать буду!
Обрадовался мужичок, дождался вечера, пришёл на площадь. Стоит — ждёт. А ночи то в Санкт-Петербурге белые. Часы идут, но и после полуночи всё также светло, как вечером.
Отчаялся уже совсем, но тут…
— Привет! — слышит из-за спины. — Пришёл, касатик!
Оборачивается… Мать честная! Перед ним не Даная, а мумия какая-то! Призрак Данаи одним словом!
— Ёлки-моталки! — выругался мужичок. — Это, что ж с тобою стало, родимая? Висела, понимаешь, такая симпатичная, а тут…
— Что же ты хочешь, касатик! — усмехается "мумия". — Сам посчитай, триста восемьдесят лет на днях стукнуло!..
— Триста восемьдесят! — покачал головой мужичок.
— Ага! Это с тех пор, как меня художник тот изобразил. А до него то я ещё сколько веков в подземелье томилась, куда меня параноик один заточил! Ох-ох-ох, и вспомнить страшно!.. Ну что, будем целоваться то?
Напугался мужичок, давай по сторонам озираться. А на площади и нет никого в это время.
Обняла его тут "мумия" руками ледяными…
— Елки-моталки! — вскричал мужичок испуганно.
И тут… Смотрит — бежит по площади тень самого Рембрандта!
— Ах, ты… развратница! — кричит Рембрандт на Данаю. — Это скольких же ты уже мужичков погубила! Скольких в дурдом из-за тебя заточили! Знал бы заранее, нарисовал бы тебя одетую!
Отпустила тут Даная мужичка и давай на Рембрандта кричать:
— Так, кто ж тебя просил голой меня изображать?! Думаешь, так мне весело лежать принародно в обнажённом виде?!