– А почему она не в больнице? В таком-то состоянии, – неуверенно обратилась она к тетке.
– Выписали ее, – тетка сделала скорбное лицо и многозначительно посмотрела на Иру. В туалете послышался звук спускаемой воды.
– У вас тут гости?
– Батюшка пришел, – тетка почтительно наклонила голову. «Ну и дела!», – подумала Ира. Ей совсем не нравилось происходящее. Мать наконец открыла глаза.
– Привет! – снова поздоровалась Ира, – Ты хотела меня видеть?
Мать разлепила губы и сипло проговорила:
– Пришла? Вот смотри, как меня боженька наказывает за тебя. Радуйся.
Ира промолчала, она не нашла, что сказать. Сзади подошел батюшка.
– Здравствуйте, – буркнула Ира, – Я – Ира.
– Здравствуй, дочь моя, – профессиональным голосом произнес тот и перекрестил ее. «Тьфу ты, клоун!», – подумала она раздраженно и повернулась к матери:
– Что врачи говорят?
– А что врачи скажут? Спихнули вот домой, да и вся недолга! – подхватила беседу тетка.
– Мать твоя желает последнюю волю тебе сообщить, Ирина, – разъяснил наконец священник, – Вот присядь тут и послушай.
Ира села. Все происходящее сильно напоминало какую-то пьесу школьного театра. Впрочем, как всегда. Она собралась с духом и твердо спросила:
– Что ты хочешь, чтобы я сделала для тебя?
Больная смотрела на нее, скосив глаза, не повернув головы, вообще никакого особого выражения лицо ее не приняло за прошедшее время. От этого Ира чувствовала себя как-то жутковато. Мать снова разлепила сухие губы:
– Вон, кошку мою забери. Некому за ней больше ухаживать, – на последних слогах голос ее совсем сошел на нет.
– Дайте ей воды. Есть чашка и ложка? – обернулась она к тетке. Та с готовностью протянула ей чашку. Ира поднесла ложку ко рту матери и тихо сказала:
– Выпей водички, тебе полегче станет.
Женщина открыла глаза, но губы сжала покрепче, дыхание ее участилось.
– Ну, нет так нет, – Ира вернула тетке чашку. Мать закрыла глаза, полежала несколько секунд молча, снова заговорила:
– Всех похоронила я в городе. Вот, Лида тебе бумаги отдаст. За могилами ухаживай, памятники поставь, оградку. Свете петунии посади, она любила…
Снова наступила тишина, прерываемая только тяжелым материным дыханием и шуршанием рясы батюшки, который явно скучал и переминался с ноги на ногу. Ира провела ладонью по лбу. Мать снова открыла глаза и с явным усилием продолжила: