Надо признать уже и за рамками философских штудий, что будущее не менее реально, чем настоящее, представляющее собой квантово-вероятностный танец кварков. Реальность совокупности последствий наших решений – не метафора, не гипербола, не какая там ещё фигура речи: будущее реально настолько же, насколько и так называемое настоящее: оно есть.
(В сторону: чёртовы столетия чёртовой поэзии отняли возможность сказать что-то по-настоящему важное одним предложением. Называя одним словом другое и выдавая это за метафору, поэты уничтожают различие, а язык, по сути, только из них и состоит. В итоге сейчас надо строить сюжет и контекст, сооружать запруду для эмоций, и, направляя их движение знакомыми для читателя образами, обрушивать заряженную ими мысль на человека. Иначе не сработает: ну есть будущее и есть, и что? «Не двигаются»).
Далее, поскольку эти две равноправные области пространственно-временного континуума связаны (каждый выбор ведёт в будущее), то получается так, что и у будущего есть связи с настоящим, выходы на него (каждый выбор обусловлен картиной будущего). Очевидно, что главный этот выход – мы, человечество. Именно мы лучше всех способны прозревать будущее (в том числе и реальное), соответственно, нам действительно виднее. Становятся ли наши решения лучше оттого, что мы чётче видим будущее – крайне спорный вопрос. Киты не видят будущего так как мы, в таких же подробностях и красках, им достаточно инстинктов, базовой, общей картины – тем не менее, они ещё живы как вид.
Разговоры про крах Советского Союза часто сводятся к вопросу: как и почему у руля встали такие люди; далее, как правило, идёт список, который с большим отрывом возглавляют Хрущев и Горбачёв. Предположение, которое можно назвать гипотезой невыносимой сложности бытия, даёт черновой вариант объяснения: в тот период, когда сложность управления обществом и собой в обществе заведомо превышает возможности одиночного мозга, общество и управляющие им люди в состоянии футурошока имеют шанс распасться на собрание некооперативных игроков (глобальная «дилемма заключенного», она же «трагедия общин»), потому что держать мир на индивидуальных плечах получается всё хуже и невыгоднее, а стратегии «каждый сам за себя» и «простые, понятные инстинкты как основа для решений» становятся, напротив, выгодными в виду сокращенного горизонта реального планирования; иными словами, в условиях трудновычислимости с бо́льшим ожиданием побеждают простые цепочки простых решений.