Не чувствую, как она впивается зубами
в моё плечо, перед тем как улететь вместе со мной в открытый
космос. Только ещё крепче вжимаю её в себя, глуша свой стон у неё
на груди...
Мне мало… И я опять готов…
– Идём отсюда, – стискиваю её в своих
руках
– Не могу…, – но меня уже не
остановить…
Не жду, когда прекратятся её
конвульсии и всхлипы. Встаю, разворачиваю её спиной и вхожу…
Толчок, ещё толчок…
«Блядь, что за херня?» – хватаюсь за
голову и резко распахиваю глаза…
– Извините, пожалуйста, – говорит
голова девушки, торчащая из-за спинки кресла напротив, испуганно
пялясь на мою вздыбленную ширинку, рядом с которой лежит детская
игрушка – розовый пони.
Молча протягиваю её девчушке пони,
по-идиотски улыбаясь, нескладно пытаясь прикрыть пледом бугор между
ног.
«Пиздец просто», – ругаюсь про себя,
косясь на соседей.
Взрослые итальянские синьоры, сидящие
рядом, тихо шепчутся между собой на своём и, кажется, улыбаются.
Они не знают, что я их понимаю, но похоже им понравилось
представление. Они не в обиде. Вот и славно. Облегчённо выдыхаю, но
между ног всё ноет, и успокаиваться никак не желает… Торкнуло,
походу, всерьёз и надолго…
Синьора, сидящая рядом,
поворачивается ко мне и озорно улыбаясь, кивает подбородком в
сторону туалета…
Охренеть! – застряло в горле. Она
даже не мама -- бабушка. По-видимому, в моих глазах отобразилось
совсем не то, что я хотел бы им сказать, потому как вторая синьора,
участливо наклонилась, посмотрела на меня, и показала рукой в ту же
сторону…
Приличные слова неожиданно
закончились, а в горле опять всё пересохло… Так на групповушку меня
ещё не приглашали…
Нет, меня мама, конечно, хорошо
воспитывала, и я никогда не грубил дамам старше меня в три раза, но
сейчас я готов их послать на всех языках, которые знаю.
Только было открыл рот для серьёзной
беседы, как обе дамы, одновременно подскочили со своих мест и
громко заржав, начали вопить на весь салон самолёта: «Иди, иди» –
на английском, с итальянским азартом, размахивая руками в сторону
туалета…
Блядь, повторил я в очередной раз.
Схватил журнал, прикрыв им, всё ещё выпирающий детородный орган и
пошёл «читать» в сортир, чувствуя своей спиной пристальные взгляды
любопытствующих. По хер. Я их больше никогда не увижу.
Несказанно повезло, что желающих
разделить со мной очередь, не было и всё прошло, на удивление,
быстро, принеся, наконец, долгожданное облегчение. Померкли даже
ненадолго воспоминания о виновнице этого неожиданного самолётного
удовольствия.