* * *
Давно ни особнячка, ни трамваев. Небо в окнах матери с ее сожителем заслонили многоэтажки.
Нет и пафосной газетки с отделом писем. Есть временно существующий некий «Интеллектцентр», где томятся трое незамужних очкастеньких девиц и она в умственных разговорах о состоянии нравственности.
* * *
Приближалась Пасха, ранняя. Метельные поземки, свежая белизна улиц… Любимая пора!
* * *
А на Крещенье, в мороз, шныряли лыжники, встала в длинную очередь за святою водой, согрелась среди людей. Кто-то сунул ей банку. Донесла, не расплескав…
И теперь в парке с отстроенным храмом (а столько лет руины под провалом купола!), бродила по тропинкам в черной листве, держась солнечной стороны. Истекает, вот уже истекла минута, я была в ней, думала она, и буду в новой, заветной – так ее назову.
Если бы не сны!
Точно мертвый за́мок беленький дом, на замо́к замкнувший пространство. И нет Времени: должен ожить замок-особняк, отпасть его затворы. И это мучение – чье-то томительное воспоминание о ней. Она плакала во сне…
Слезы прерывали сон. Однажды утром – вместе с долгими звонками в дверь.
Господи, питерская подруга, нагрянувшая!
Смеется, чмокает в щечку. Сколько не виделись!.. Обнимает, оглядывает: что-то ты потускнела, мать моя, тени под глазками… Да, полнею, а вся в беготне, поездках… Что дома? Суета, как в Госдуме. Дать отдышаться? Отдышись и мечи на стол. Водочку, поди, не держишь, постница. Помню-помню: «поменьше в рюмку заглядывать!»
И из сумки питерскую на стол.
– Христос воскресе! – Струйку сигаретного дыма в сторонку, целует Ксению в губы.
Едва различим голос подруги: представь, столько воздуха, жаркого света… и две дамы за столом. Цветы, фрукты… Коровин! В подлиннике, в подлиннике лицезрела-с!..
– В оконном отражении тоже две дамы…
– Блаженная ты. Тебе бы мужика завести. Знаю, что были. Я об идеальном.
– Блаженная! – и с ожесточением: – Офис, будь проклят! Одно хамье заявляется, щетина стриженых волос надо лбишком, плебейская дюжесть, их девки на каблучищах, обтянутые… Ненавижу эту породу! А тот мальчик, мой воздыхатель… Пренебрегла! Почему это мучает? Плохо мне. Извини, я прилягу.
* * *
Она проспала до глубокого вечера.
Стоял запах крепкого табака. Отец?
Давным-давно у него другая семья. Изредка навещал проездом, когда стала жить отдельно от матери. Грустила по отцу. Вспоминался предосенний день… она девочка лет шести, побывали на отцовской родине и торопятся к электричке полем…