Немногим ранее, когда Кая колошматили
прочие дети, за ним тайно наблюдала пара ясных голубых глаз, чистых
и холодных, как северное небо в погожий день.
Когда торжествующие мальчики
вернулись в деревню, между делом обсуждая, как ещё они могут
наказать «южного ублюдка», Амели спустилась с пригорка на пыльную
дорогу и посмотрела в направлении хвойной чащи, в которой
растворился Кай. Примерно через час взволнованный ребёнок вернулся
и сразу оторопел, завидев знакомое лицо. Когда же девочка снова ему
поклонилась, его захватили смешанные чувства.
Он вспомнил заявление странного
человека, которого повстречал в лесу (между делом Кай убедил себя,
что это действительно был простой бродяга, а никакой не монстр) и
который сказал ему, что именно она была законной владелицей
перчатки.
Каю это показалась глупым. Ведь она
была безродной крестьянкой.
И тем не менее слова Путника занозой
засели в его сердце, и хотя он всё ещё называл Амели «дрянной
северянкой», мальчик был уже не таким грубым и не стал отказывать,
когда девочка предложила ему целебную мазь, которую украла у
деревенского лекаря.
На следующий день они не встретились,
и на следующий, и всю неделю, которую Кай провёл под домашним
арестом за то, что испортил новый наряд, но, главное, поранился,
когда играл в лесу. Когда же его пустили на свободу, его снова
побили Грэг и другие мальчики, которые думали, что он прятался от
них.
Сама же Амели продолжала встречаться
с Каем после его походов в лес. Иной раз она приносили целебный
бальзам, которым мазала его дрожащие пальцы; иной раз они просто
говорили. Постепенно, сам того не замечая, Кай стал привыкать к её
компании. Их встречи становились регулярными; они играли в разные
игры, даже северные, когда пытаешься перебросить ветку через ветку,
которые он презирал.
Однажды она явилась к нему с побитой
щекой. Когда он спросил её, что случилось, девочка ответила, что её
ударил Грэг (это была правда. Немногим ранее она намеренно его
спровоцировала).
Впервые Кай задумался о том, чтобы
использовать перчатку и раздробить голову этому мерзавцу. Издёвки
над самим собой он уже научился терпеть, но рыцарь не смеет стоять
в стороне, когда ранят девушку… пускай и грязную северянку. В конце
концов, он чувствовал себя в долгу за то, что использует её доспех,
хотя сам себе этого и не признавал.