Многие Громогласные рыцари выкатили
бы глаза от удивления, если бы узнали, что Кай тренировал
легендарное потерянное искусство, и совсем потеряли дар речи, когда
поняли, что семнадцатилетний юноша уже достиг ранга Великого
рыцаря, причём находился на вершине последнего, что делало его
одним из сильнейших людей этого мира.
Это был абсолютный, неслыханный
рекорд.
Кай покачал головой, присел на пенёк
и снова взялся за книгу, обложка которой изображала загадочного
шестипалого рыцаря.
Между делом на лице юноши появилось
задумчивое выражение.
(Мудрость 11).
На протяжении последних лет он
бесчисленное количество раз гадал о происхождении «Кодекса
Трепещущей Мудрости». Ещё ребёнком он понял, что в нём были сокрыты
великие тайны: легендарные техники сильнейших рыцарей в истории,
многие из которых считались утеряны, а другие и вовсе забыты, так
что даже учитель, которого он про них спрашивал, ничего не слышал.
Подобная книга стоила целое состояние… нет, целое графство, а в
глазах Громогласного рыцаря это и вовсе было величайшее сокровище
на свете, которое уступало, наверное, только цельной броне.
Кем же бы её таинственный автор?
Иной раз последнего можно было узнать
по почерку. Кай отчётливо помнил своё маленькое открытие, которое
совершил, когда, читая книги древних мудрецов (по приказу
наставника из Гильдии учёных), которые писали о том, что весь мир
состоит из четырёх элементов или про утерянный материк, заметил,
что автор «Автобиографии первейшего звездочёта Аскалона» и «Правил
личной гигиены в рыцарском доспехе» одинаково закруглял чёрточки
над некоторыми литерами.
Сперва он думал, что узнал великую
тайну, но затем учитель рассказал ему, что особенность то была не
автора, но гильдейского переписчика (книги, разумеется, не были
оригинальными).
Законы гильдии запрещали подписывать
переписанные книги, и тем не менее каждый учёный хотел оставить
свою лепту, а потому придумывал себе «особенность почерка», после
чего искреннее делал вид, что последняя была случайной.
Это могла быть полезная зацепка, если
бы только почерк автора кодекса не был таким непримечательным.
Более того, он был настолько
непримечательным, что это было даже немного странно.
Когда писали простые люди, даже
мастера своего дела, носившие титул Звёздного писаря, их буквы иной
раз скакали, кривились, падали, сжимались и расширялись, словно
горные ручейки; кодекс, однако, был написан предельно ровно, как
старинные акведуки времён Потерянной империи.