С полицией!
Сердце у меня тут же заколотилось, точно в гулкий барабан, пальцы на клавиатуре задрожали. С кем еще решит поговорить эта журналистка? В лежащий у компьютера блокнот выписываю ее имя – Кейт Уотерс, – потом снова и снова перечитываю статью.
Когда звонит телефон, я не иду снимать трубку, предоставляя включиться автоответчику. Но все равно слышу, как Джуд мне оставляет сообщение, и ее голос доносится через лестничный пролет от стоящего в прихожей аппарата, как будто мать находится здесь, в доме. Как будто мы снова очутились на Говард-стрит, и она меня будит, чтобы я собиралась в школу.
Я знала, что она сегодня позвонит. Ведь сегодня мой день рождения – одна из тех дат, когда мать непременно выходит со мной на связь с тех пор, как мы снова начали с ней общаться. Прошло всего пара лет с тех пор, как состоялось наше великое воссоединение, и сейчас мы скорее напоминаем дальних сестер, имеющих немало общих тем для разговора.
– Помнишь, как ужасно отделали ванную у твоей бабушки? – спросит, к примеру, Джуд, на что я согласно отвечу:
– Да уж, слава богу, цвет авокадо из моды вышел.
Мы вместе посмеемся, на несколько минут почувствовав себя чуточку друг к другу ближе.
Однако эта игра в «А ты помнишь?» нас все равно не связывает воедино. Потому что слишком уж много остающихся за ее пределами запретных тем.
Поэтому мы звоним обычно друг другу в день рождения, на Рождество да по иным подобным случаям. Именно этот привычный порядок общения при помощи календаря и позволяет нам поддерживать связь, а вовсе не наши обоюдные чувства. Дело в том, что, столько лет обходясь без матери, я поняла, что вовсе в ней и не нуждаюсь. И я больше чем уверена, что Джуд в отношении меня испытывает то же самое.
Странно все это, если вдуматься. Все взаимоотношения у меня не как у людей. Мать мне больше как кузина, а муж мне как отец, а мой ребенок… Ладно, ребенка у меня нет. Сейчас мне просто нельзя об этом думать. Хватит.
Сегодня голос матери повергает меня в дрожь. Дождавшись, пока она договорит, я спускаюсь в прихожую прослушать сообщение.
«Эмма, это Джуд», – воспроизводит автоответчик.
Она никогда не называется мамой, заставив и меня именовать ее Джуд, когда мне было еще десять. «“Мама” как-то подчеркивает возраст, Эм, – объяснила она тогда. – Да и тебе называть меня Джуд будет куда более по-взрослому». Мне это сильно не понравилось – как будто она стыдилась того, что я ее дочь, – но я все же подчинилась ее требованию. Просто чтобы ей угодить.