Мы еще немного посидели на кухне и пошли по комнатам.
Я ложусь к сыну, аккуратно целую в щеку и обнимаю. Вдыхаю его аромат. Мой самый любимый и обожаемый человечек в мире. Пальчиками нежно перебираю его темные кудряшки. Улыбаюсь. Я столько вынесла, когда была беременна этим сокровищем, и если надо, то выдержу больше. Я сделаю абсолютно все ради сына, ради его безопасности.
Конечно, когда Зак нашел меня, меня начинает терзать совесть. Должна ли я ему сказать? Честно? Я не знаю. Да, у ребенка должен быть отец. Уж я-то знаю. Я росла безотцовщиной. Сначала я думала, что ничем не отличаюсь от детей. А потом, когда мы стали старше, пошли насмешки, что я живу лишь с бабушкой. Помню, как рыдала навзрыд в подушку и не понимала, за что мне все это. Я, как и любой другой ребенок, не хотела отличаться от сверстников. Слишком все больно и остро в столь юном возрасте.
И я боюсь, чтобы у Миши не было таких загонов. Я буду любить его за двоих. Но мать никогда не заменит отца.
Отца… Какой из Иманова отец?! Это только мой сын! Я его выстрадала.
Но на самом деле мне страшно… Страшно, что Зак в любой момент сможет забрать у меня ребенка, и я не смогу защитить его так же, как себя.
На телефон приходит смс, и я вздрагиваю от неожиданности.
Неизвестный: Завтра в 7 вечера за тобой заедет водитель.
Я: Кто это?
Но я точно знала, кто это.
Неизвестный: Ха-ха. Надень платье, с джинсами столько еб*тни. А еще лучше — голой.
Я надену, сука, джинсовый комбинезон, если это поможет от его приставаний.
Конечно, я понимаю, что отказываться — не вариант. Мне ни в коем случае нельзя, чтобы Иманов заявился в квартиру.
Я: Что ты хочешь? Что мы будем делать завтра?
Неизвестный: Тр*хаться, совенок.
Я: Иди ты в жопу!
Написала, а потом стерла сообщение. Потому что побоялась, что он примет это за предложение.
Я ничего не ответила и отшвырнула от себя телефон.
Ненавижу, ненавижу, ненавижу!
Я действительно ненавидела Закарию Иманова, но при этом, мне даже самой себе стыдно было признаться, я ждала новую встречу.
Савина
— Ма-а-а-ам, ну пойдем на улицу, — хнычет сын.
— Нельзя, малыш, — говорю уже сотый раз за час.
— Почему? Мне же хорошо уже! И ничего не чешется, — смотрит на меня глазками кота из “Шрека”.
Я присаживаюсь на корточки, чтобы быть на одном уровне с сыном.