– Закон в данном случае на нашей стороне, – спокойно разъясняет мне строгая пожилая женщина в очках. – У вас был заключён срочный договор с нашей организацией, и он истекает сегодня. Предложить вам другую вакансию мы не имеем возможности.
– Но почему меня не предупредили, когда я устраивалась? – всхлипывая, спрашиваю я. Слёзы не получается сдержать, они текут мокрыми дорожками по щекам. Мне осталось два месяца до родов, и на днях я собиралась идти в декретный отпуск…
– Всё прописано в вашем договоре, нужно просто внимательно читать документы, – терпеливо говорит кадровичка. – Сегодня вы получите расчёт, и мы с вами прощаемся.
Я на ватных ногах выхожу из отдела кадров. Как же так получилось? Ну почему я такая невнимательная и доверчивая? Сначала по своей глупости потеряла часть квартиры, которую честно заработала, а теперь вот и место в клинике… А ведь скоро мне рожать! И я не получу никаких полагающихся мне выплат – из-за своей дурости!
Я трудилась здесь на совесть, не было в мой адрес ни одного замечания – и тут такой «сюрприз»!
И что же мне теперь делать? Как быть? С таким животом меня никто не примет на работу, и в первые месяцы после рождения ребёнка о трудоустройстве не может быть и речи.
Я в безвыходном положении. Решение у проблемы только одно – оставить малыша в роддоме, как и советовала Наташа. Тогда у ребёнка будет семья, он не будет голодать. А со мной ему светят одни несчастья и страдания.
Я долго плачу, сидя на скамейке в скверике недалеко от клиники. Мне так больно – не передать словами. Я глажу животик ладонью и, рыдая, приговариваю:
– Прости меня, мой маленький. Мама очень тебя любит – ты даже не представляешь, как сильно. Но ещё больше я желаю, чтобы ты был счастлив. Чтобы у тебя была хорошая и любящая семья, крыша над головой, еда и одежда, достойное образование. А я… я просто не смогу всего этого тебе дать. Прости меня!
Я поднимаюсь со скамейки и иду к метро: надо ехать домой. Чувствую себя очень плохо, голова кружится, а ещё начинает болеть живот. И это не толчки малыша, к которым я привыкла, это что-то другое. Явно что-то нехорошее.
– Помогите, – шепчу я, упираясь одной рукой в стену здания, а другой придерживая живот. Сил, чтобы кричать, совсем нет. – Помогите, пожалуйста, – повторяю я, видя, как на меня обращают внимание две женщины, спешащие к метро.