— Куда вы меня повезете? — тихо спросила она. — Потом?
— Не бойся, плохого с тобой ничего не случится, — заверил он в очередной раз. — Ты же хочешь вернуться домой? — Северин дождался ее кивка. — Ну вот, молодец. Я тебе помогу.
— Вы отвезете меня домой? — она подалась вперед, широко распахивая глаза, и Северин резко отпрянул, когда ее одуряющий аромат, словно порыв ветра, ударил ему в лицо. — В Запорожье?
— Не так сразу, — прохрипел он сквозь сжатые зубы. В паху все скрутилось в один колючий комок. Отвлечься, отвлечься, не думать! — Сначала нужно выяснить, что с тобой произошло. Ты не помнишь, где была все это время?
Мирослава нахмурилась. Ее лоб прорезали тоненькие морщинки, придавая девушке озабоченный, но, вместе с тем, милый вид.
— Нет, — она расстроенно вздохнула, — не помню…
— Подумай. Может, вспомнишь какие-то события или людей?
Она нахмурилась еще сильнее, но в следующий момент ее личико искривилось от боли. В глазах блеснули виноватые слезы:
— Нет… не могу… очень больно…
— Где больно? — Северин напрягся.
— Вот здесь, — она нервным жестом потерла лоб.
— Ладно, не мучайся. Попробуем позже.
Все-таки это все выглядело более чем странно. Если один из ее родителей лугару, в чем Северин абсолютно не сомневался, то, как получилось так, что девчонка ничего не знает о своих генах? Говорит, жила с бабушкой и дедушкой? А эти бабушка-дедушка кто? Люди? Или лугару? Если лугару, то почему жили среди людей? В Запорожской области нет ни одной стаи, Северин бы об этом знал. А если они люди, то знали ли о том, что их внучка полукровка? И где родители девушки?
Столько вопросов…
Северин размышлял, бездумно поскребывая большим пальцем ямку на подбородке. Дурная привычка.
Мирослава согрелась, затихла, зажатая с двух сторон мощными мужскими телами, от которых шло успокаивающее тепло. Желудок уже не ныл, наполненный теплым узваром. Страх отступил, давая место новому ощущению. Ощущению безопасности. Кажется, она испытывала его так давно, что успела забыть, что это значит.
Веки медленно наливались свинцом. С каждой минутой голова становилась все тяжелее, все труднее было удерживать ее прямо. Мирослава то отключалась на пару секунд, то вскидывала подбородок, испуганно глядя вокруг себя. В какой-то момент она уже не смогла бороться со сном. Слишком много сил было истрачено, слишком истощенным был ее организм.