— Элиана! Элиана, ты где?! Ответь мне!
Ответом была лишь гробовая тишина, нарушаемая лишь
потрескиванием коротких замыканий. Ком подступил к горлу. Я
закричал что было сил, снова и снова зовя медика по имени.
Я не знаю, сколько времени ещё прошло с последнего приступа
паники и бесплодных попыток освободиться. Казалось, целая вечность.
В какой-то момент обессилевшее сознание само провалилось в зыбкое
подобие сна. Но и там меня преследовали лица погибших товарищей. Я
видел их так отчетливо, будто мы все еще стояли на мостике
корабля…
Очнувшись, я увидел все ту же мигающую аварийную лампу да
искрящиеся провода системы освещения. Элиана… может быть жива и она
где-то в другом отсеке. Я попробовал позвать её снова, но тишина
была мне ответом. Тогда я разразился воплями, сначала умоляя её
откликнуться.
Когда голос сорвало окончательно, я принялся едва слышно шептать
имена экипажа, в горячечном бреду воображая их присутствие
рядом:
— Топсон… Помнишь, ты мне всегда помогал с ремонтными работами?
Да-да, это ты! Где ты там, приятель? Подойди поближе, я плохо тебя
слышу…
Мое лицо исказила страшная, полубезумная ухмылка.
— Кэп, алле! Я как раз починил тут пару систем. Думаю, двигатель
скоро будет в норме, только заменить пару элементов
концетрации!
— Ох, Элиана… — я всхлипнул, обессилев. — Прости, что тогда не
смог тебе помочь с пересмотром медицинского оборудования. Как же я
теперь буду без тебя?..
Приступ горя сменился приливом энергии. Веки бешено замигали,
губы зашевелились, слова обрывками вылетали изо рта:
— Грэг, старина, ты там? Проверь показатели щитовой системы! Нам
нужно больше мощности для набора скорости… Эй, ты меня слышишь?
Грэээг!
Паранойя и безумие постепенно овладевали рассудком. Я-то вслух
разговаривал с каждым из погибших членов экипажа, то орал в
пустоту, то начинал бормотать ругательства и частушки. Временами
взгляд фокусировался, тогда меня пронзала леденящая догадка о
действительности. Но затем буйство сознания вновь разбрасывало
крупицы разума в стороны. Цикл повторялся снова и снова…
После очередного витка горя и бреда я почувствовал мучительную
жажду. Горло пересохло, язык распух. Холодный пот выступил на лбу.
Я понимал, что должен попытаться освободиться, иначе просто умру от
обезвоживания на этой проклятой койке.