Мы видим двух людей, которых ничего
не связывает, каждый из которых говорит о чем-то своем и которые не
могут прийти к согласию. И если королева все же слушает, что именно
говорит герцог (об ее отношении к его словам чуть позже), то герцог
просто игнорирует все то, что говорит королева. Он начинает с
упреков, потом демонстрирует, что вообще не обращает внимания на
слова королевы, переходит на жалобы, потом на угрозы и опять на
жалобы — на этот раз давя на жалость и шантажируя свой смертью.
Подход классический для мужчины-преследователя. Очень мало найдется
женщин, которые ответили бы на эти жалобы словами "Что ж, если вам
так не терпится умереть — Сена рядом". Бекингэм ведет себя как
законченный эгоист и при этом как человек с большим опытом
соблазнения. Остается только удивляться, как королева ухитряется
все же противостоять его натиску.
А она противостоит. Она напоминает
ему о том, что он должен был бы понимать и сам:
Беспощадный ко всем моим горестям, вы упорно
отказывались покинуть этот город, хотя, оставаясь здесь, вы
рискуете жизнью и заставляете меня рисковать моей
честью.
Бесполезно. Если человек не хочет
понимать, он не понимает. Более того, он пытается вызвать у
королевы еще и чувство вины. Во-первых, упоминая свои страдания.
Во-вторых, напоминая ей об одиночестве (не очень-то приятно быть
покинутой женой) и, наконец, грозя войной:
— Франция заплатит войной за отказ
своего короля. Я лишен возможности видеть вас, сударыня, — что ж, я
хочу, чтобы вы каждый день слышали обо мне. Знаете ли вы, что за
цель имела экспедиция на остров Рэ и союз с протестантами
Ла-Рошели, который я замышляю? Удовольствие увидеть вас. Я не могу
надеяться с оружием в руках овладеть Парижем, это я знаю. Но за
этой войной последует заключение мира, заключение мира потребует
переговоров, вести переговоры будет поручено мне. Тогда уж не
посмеют не принять меня, и я вернусь в Париж, и увижу вас хоть на
одно мгновение, и буду счастлив. Тысячи людей, правда, за это
счастье заплатят своей жизнью. Но мне не будет до этого никакого
дела, лишь бы увидеть вас! Все это, быть может, безумие, бред, но
скажите, у какой женщины был обожатель более страстный? У какой
королевы — более преданный слуга?
— Милорд, милорд, в свое оправдание
вы приводите доводы, порочащие вас. Милорд, доказательства любви, о
которых вы говорите, — ведь это почти преступление.