Дверь заперта. Кто бы сомневался? Подёргал за ручку для проформы. Осмотрел. Крепкая, не вышибить. Петли скрыты. Ловушка продумана до мелочей. Уф… Привалился плечом к притолоке и чуть не подскочил от ворвавшегося прямо в мозг хриплого голоса:
— Чего теряешься, чувак? Давай! Жамкни девку!
Только теперь заметил встроенный в стену динамик. Значит, не только подглядывают, но и побеседовать решили!
— Эй вы! Отпустите нас! — зашептал прямо в расположенный чуть ниже и защищённый белой сеткой микрофон. — У меня тётка в полиции работает. Вам не поздоровится, если что!
— Слышь, Жора? — голос звучал глуше, обладатель, вероятно, обращался к кому-то за спиной. — Этот чудик нас полицией пугает! Сказать ему, кто твой батя?
— Заткнись, — сиплый басок заядлого курильщика.
Я попытался представить говоривших, соотнеся с теми, кого успел разглядеть около машины. Первый, скорее всего, веснушчатый с морковного цвета ресницами и бровями. Был ещё щуплый блондин в клетчатой рубашке, но говорил не он. Похоже, басовитого я не видел, именно он мог вдарить по балде.
Постарался говорить миролюбиво:
— Парни, правда… пошутили и хватит. Отоприте дверь. Уйду и забуду обо всём.
— Уйдёшь, — басок стал громче. — А для страховки видео оставишь, как с потаскушкой веселишься. Понял, студент?
Я почувствовал затылком взгляд, обернулся. Девушка, кутаясь в мою толстовку, сидела на кровати и смотрела на меня во все глаза. Аппетитные губы, сохранившие следы помады, были приоткрыты. Казалось, с них только что слетело не услышанное мной слово.
— Не дрейфь, — сказал я ей. — Выберемся.
В динамике раздалось дружное ржание, а потом заговоривший первым парень, икая, сообщил:
— Сперва кино! Не раньше. Давай, уговори её, пусть всё случится по взаимному согласию. Это в твоих интересах, чувак!
2. 2. Судьба тебя настигнет
Марина Иванова
К такому она точно не была готова. Раньше считала, что всё плохое, отмеренное каждому человеку, уже случилось, впереди понятная и вполне благополучная жизнь. И вот: размеренные, подчинённые монастырскому уставу дни в приюте, гордо именуемом детским домом семейного типа, уже не считала ужасными. Вечно недовольная «мама Вера», наставляющая дюжину разновозрастных воспитанников, во многом права. «Все грешат, — говорила она, — и грех за норму почитают. А тех, кто себя блюдёт, ненавидят как прокажённые чистого».