- Путь мой был долог и тернист, -
продолжает Феррон, и губы его сжимаются в тонкую линию. -
Разорённые большие города и крошечные селения, а между ними -
мелкие пакости, совершенно несущественные на первый взгляд.
Наставник взмахивает рукой, и перед
нами встаёт новая сцена. Двое опустившихся пьянчужек не поделили
последний кувшин дешёвого пойла. Один с рыком бросается на другого
и одним движением вспарывает собутыльнику брюхо.
- Подумаешь, какая мелочь, верно? -
горько усмехается Феррон. - Да разве такое редкость по кабакам?
Я молча качаю головой. Даже в нашей
богами забытой глуши случалось подобное - несколько забулдыг
сложили головы при весьма похожих обстоятельствах.
- Но ведь и в этих обыденных до
зевоты происшествиях неизменно прослеживался след всё того же
ублюдка, - почти рычит учитель. - Для меня его поимка превратилась
в навязчивую идею.
И вот уж видения почти захватывают
меня. Феррон будто растворяется, лишь голос его продолжает течь,
словно река, поясняя мелькающие передо мной сцены.
- На юге Империи, в благодатном краю
вечного лета, где почти не выпадает снег, на берегу тёплого моря
высятся три крупных города. Их расположение неслучайно - волею
неведомых сил в здешних водах издревле водится рыба в таких
количествах, что, кажется, её можно черпать голыми руками.
Богатейшие уловы принесли этим городам славу и процветание, молва о
них разлетелась по всей Империи.
Я парю в вышине, озирая раскинувшиеся
подо мной оживлённые порты. По широким чистым улицам деловито снуют
люди, над крышами домов вьются дымки очагов. Всюду царят мир и
спокойствие. Но вдруг картина стремительно меняется. Добротные
здания оборачиваются покосившимися лачугами, нарядные горожане -
оборванцами со впалыми щеками и затравленным взглядом. На каждом
шагу вспыхивают пьяные драки, люди в крови катаются по грязи, от их
воплей закладывает уши.
- Я долго выслеживал этого
хитроумного мерзавца, - вновь раздаётся голос Феррона. - Он был
очень силён, но предпочитал действовать исподволь, через своих
марионеток. В тот раз, однако, он превзошёл сам себя. Разделил свою
сущность на три части - и каждая затеяла собственную игру.
Перед моим внутренним взором
возникают трое мужчин, приближающихся к воротам городов. Один идёт
в гордом одиночестве, двое других - в окружении разномастной толпы
последователей.