Большинство
жителей мирно спит в своих домах, а на улицах чаще попадаются
приезжие, которых легко отличить по одежде и манерам. Этим умело
пользуются уличные зазывалы и ночные торговцы, стараясь привлечь
как можно больше покупателей, пока рынки затихли, а лавки закрылись
до утра. Впрочем, столица есть столица – здесь даже посреди ночи
можно раздобыть практически что угодно.
Я без труда
нахожу передвижную лавку-повозку на одной из центральных улиц, где
ещё бродят запоздалые гуляки, по большей части уже
захмелевшие.
– Доброй
ночи, господин, – почтительно кланяется мне торговец средних лет. –
Что изволите приобрести?
Мой богатый
наряд производит на него впечатление, и он начинает любезно
демонстрировать свои товары, ненавязчиво расспрашивая о моих
предпочтениях. Выбор в его лавке поистине впечатляет – от редких
книг до диковинного оружия, больше похожего на произведения
искусства.
– Так что
же вас интересует, господин? – льстиво осведомляется торговец. –
Могу предложить несколько великолепных картин, если
желаете.
Я
утвердительно киваю, приметив небольшую коробочку с ароматическими
палочками, которые помогут определить, сколько лет жизни мне ещё
отпущено.
Сейчас мы с
торговцем выглядим ровесниками, хотя на самом деле я почти вдвое
моложе его. Он самый обычный человек со слабой аурой, так что его
возраст не вызывает сомнений. А вот моя молодость скрывается под
маской преждевременной старости, вызванной интенсивной
культивацией.
–
Взгляните, – торговец извлекает несколько картин и начинает с
воодушевлением их демонстрировать.
В одной из
них я с изумлением узнаю собственную работу. С трудом сдержав
улыбку, я интересуюсь:
– А что это
за мазня?
Я указываю
на полотно, изображающее лесную чащу из окрестностей моей родной
деревни.
– Как вы
сказали? – обижается торговец. – Мазня?! Чтоб вы знали – это
великолепный образчик сельской пасторали! Работа известного в
приграничье художника. Я понимаю, что в искусстве вы не
разбираетесь и не виню вас в этом. Поэтому только сегодня и только
для вас я могу сделать скидку и отдать её за полсотни
солеев.
– Полсотни,
– я фыркаю, словно услышал какую-то глупость. – И что берут эти
художества за такие деньги?
Коммерсант
активно трясёт головой.
– И как же
зовут этого мастера? – спрашиваю я, с притворным интересом
разглядывая собственную подпись в углу картины.