Сердце делает небольшой рывок. Воспоминания обрушиваются на меня лавиной, от которой сон как рукой снимает.
Егор, Мартин...
Немцев…
Кошусь на тумбочку, где мой телефон подпрыгивает от сыплющихся в мессенджер сообщений.
Чувствую легкое давление в груди.
Я не хочу знать, что там в мессенджере. Я уверена, что мне пишет подруга. Я уверена, сейчас в Москве мне перемывают кости все, кому только не лень. И я рада тому, что могу просто спрятаться ото всех, потому что вдруг чувствую себя как никогда уязвимой.
— Я в душ, — открыв ящик, смахиваю в него телефон, решив оставить его там до тех пор, пока не буду готова в него заглянуть.
Встаю и на ходу расплетаю свою лохматую косу.
Проходя мимо, кошусь на открытое окно, прислушиваясь к тому, что происходит у бассейна.
— Я уже звоню! — кричит мне вслед сестра.
— Три минуты... — бормочу в ответ, рассматривая свое отражение.
У меня прибавилось веснушек на шее и на носу.
Блестяще.
Вздохнув, быстро чищу зубы, умываюсь и, приклеив под глаза патчи с экстрактом улиток, возвращаюсь в комнату. Рухнув на кровать, подтягиваюсь на подушках и заглядываю в планшет.
Губы разъезжаются в улыбке.
С экрана на меня смотрит моя очень лохматая мама. У нее под глазами золотые патчи, а рыжые волосы, на тон светлее моих, собраны безформенный куль на макушке.
“Хелло”, — беззвучно делаю губами, а потом целую воздух.
— Мороженое у них вкуснее нашего, — авторитетно заявляет Адель, жестикулируя пальцами. — Особенно клубничное, а еще я попробовала со вкусом пива.
Слышу приглушенный смех отца на заднем плане.
— Инглиш, плиз, — велит он ей за кадром.
— А ты, Тыковка? — вздыхает мама. — Где тебя вчера носило?
— Не называй меня так, — морщусь я и щипаю под ребрами доносчицу.
— А-а-а-й! — переигрывает она, падая на бок.
— Тыковкой? — издевается мама.
— Эммм… который у вас час? — по-английски спрашивает Адель, глядя в потолок и явно напрягая мозги.
— Полдень… — зевает мама.
— А вы чем занимаетесь? — интересуюсь у нее.
— Отдыхаем, То-То, — в кадре появляется лицо отца.
Театрально закатываю глаза. Это прозвище придумал мне он на мой седьмой день рождения.
— То-то… — хихикает сестра.
Гротескно хмуря брови, папа рассматривает наши лица.
— Папочка! — взвизгивает и хохочет Адель. — Ты же черный!
Они улетели на три дня раньше нас, и, судя по всему, в номере не сидели ни минуты.