— А что не так? — засмеялась Тоня. — Сейчас чудные имена в моде.
Григорий удивился сам себе: неужто ошибся он в своих ощущениях. Тоня, словно прочитав все, что проскочило в его мыслях, совсем развеселилась и залилась звонким смехом.
— Да никакая я не Этель, — сквозь смех проговорила она. — Антонина Леонардовна я. Для друзей просто Тоня. А про Этель я так, сболтнула, хотела посмотреть на ваше изумленное лицо.
А у Григория от сердца отлегло. Тоня же она! Тоня! Простая русская Тоня.
— Не люблю я эту моду на вычурные имена, — признался он. — Аж до тошноты.
— Могу себе представить! — согласилась Тоня, вспомнив, как ее Коля взял привычку представляться Ником.
Мужику сорок восемь, а он в Ники заделался. Тоню это раздражало в супруге, как и многое другое. Она тут же загрустила, что не укрылось от проницательных глаз Григория.
Тоня бросила взгляд на небольшие часики на запястье и сказал:
— Григорий, вы меня извините, мне нужно дочери позвонить. Она, наверное, там волнуется, а я с этой метелью да нашими ночными приключениями совсем забыла.
— Конечно-конечно, — кивнул он Тоне.
Она вышла из столовой, вскоре ушли и старички, благодарно посмотрев на Григория. Были они невысокие, даже слишком низкие, одетые в странного вида яркую одежду, где зеленый причудливо переплетался с красным. «Словно не старички, а эльфы сказочные, — подумал Григорий. — И откуда их сюда занесло в такую-то погоду перед самым праздником?»
Он уставился в окно. Небо хоть и поднялось и уже не выглядело таким хмурым, но солнце не проглядывало, а снегопад и не думал кончаться.
Григорий снова вернулся мыслями к своей случайно соседке по комнате. А может, не случайной? Может, так должно было произойти? Вот вернулся бы он вчера в Москву, и что? К дочерям поехать не получилось, они к нему прилететь отказались. А ведь сегодня Новый год! И где бы Григорий его отмечал? С друзьями-бизнесменами? Одни по семьям, другие — по любовницам. Напрашиваться на праздник к другу Алексею не хотелось, хоть и сам Леха, и жена его Настя были бы рады его видеть. Новый год — праздник семейный. Нехорошо лезть в чужой дом со своим одиночеством. Присоединиться к другому другу Глебу, который какой уже год подряд отмечал Новый год у себя на подмосковной даче? Там тебе и баня, и шашлык, и пьяный дебош, и девочки. Нет, такой отдых не для Григория. С любовницей Ариадной, от одной мысли о которой у него начинало сводить зубы? Нет, нет и нет. С Ариадной-Ириной покончено. Тепла хочется, любви, тишины. Этого у Григория не было. Бизнес был, деньги были, дом был, а любви не было. Так что, может, и к лучшему, что этот Новый год ему придется встречать вот здесь, в этом странном отеле, с женщиной, которую он не знал, но которую, одновременно с тем, кажется, и знал так же хорошо, как самого себя. Нравилось ему в Тоне все: ее открытый взгляд; то, как она поправляла темно-рыжие волосы; ее слегка полная, но такая теплая фигура, честная улыбка, даже то, как она кричала и обзывала его маньяком не далее как накануне вечером. Была Тоня какая-то домашняя. Не в том смысле, что от нее веяло щами да котлетами и что носила она позапрошлогодний местами протертый банный халат, забывая прихорошиться и снять бигуди, а что-то такое, к чему хотелось тянуться, что хотелось охватить, в чьих лучах хотелось согреться. «Да ты, Гриша, совсем по нормальной бабе истосковался, — кисло усмехнулся Григорий. — Тоня ведь наверняка замужем, дочь вон у нее есть». Ну и что, что есть. Одно другому не мешает. Он же не с грязными ногами в светлицу, он только душой к душе прикоснуться мечтает, хотя бы на один краткий миг.