Флимм бросила печенье на стол и пригубила чай. Не отпила, а так — смочила губы. Посмотрела в окно, потом на меня:
— Трикс заколол его вилами.
— Кого? — сиплым голосом спросила я. Горло отчего-то вдруг пересохло.
— Ну, Герберта же. Заколол, а старуху забрал с собой на север. Уехали они, а Герберт один остался.
— Не насмерть же заколол, — прошептала я, нервно усмехнувшись.
— Нет, конечно. Ты ведь видела Герберта живым, разве нет?
— Надеюсь, — еще более нервно хохотнула я.
— Живой, даже не думай. Не привиделось тебе, да и мне уж тем более. Трикс поранил его, только и всего. Герберт, правда, уверяет всех, что грудь до сих пор болит. Будто вилы в него были всажены по самую рукоять.
— А давно это было?
— Давненько уже.
Я поймала себя на мысли, что почти ничего не записала. Флимм ошарашила меня рассказом, и я забыла, зачем пришла. Пришлось спешно прощаться и бежать домой, пока из головы не вылетело ничего из того, что рассказала соседка.
Но меня вновь задержала дверь. Я оторопело смотрела на нее, трижды пытаясь отворить. Дергала вверх и вниз, в стороны, но она не поддавалась.
— Да через окно уж лучше, — посоветовала Флимм, указывая на плотно закрытые створки. — Малышня поди так и пробирается каждый раз.
— А вы-то как из дома выходите? — спросила я холодея.
Флимм улыбнулась, обнажив беззубый рот. И снова оставила вопрос без ответа.
Я рванула створки на себя. Выскочила через оконный проем, горя желанием быстрее отсюда убраться. По зарослям мчалась с бешено колотящимся сердцем. Сорняки путались вокруг ног, цеплялись за лодыжки, не давали уйти. И только когда я оказалась во дворе своего дома, остановилась.
Я не могла понять, что именно меня испугало. Обычная старушка, болтливая немного. Покосившаяся дверь, которую невозможно открыть, не приложив достаточно усилий. Ну а дети заходят в дом и выходят из него через окно…
Все это было простым и понятным, но по неизвестной мне причине я больше не хотела возвращаться в дом Флимм.