Спасло меня то, что над черным входом обильно разросся дикий виноград. Его побеги затормозили падение, так что я не расшиблась в лепешку, а всего лишь плюхнулась рядом с крыльцом кулем.
Ногу прострелила резкая боль. Со стоном я скрутилась, схватившись за лодыжку. Нет, этот день не мог стать еще ужаснее!
— Ада? — изумленный голос Ретта прозвучал прямо надо мной.
Я ошиблась. Этот день определенно мог стать хуже.
Тихо хныча от боли, принялась растирать ногу. Плечи обхватили сильные руки, заставляя меня выпрямиться. Я вскинула голову.
Ретт склонился надо мной, одетый в темное пальто. Загадочная тень, из-за которой я рухнула вниз, оказалась Реттом. Я снова пострадала из-за него? Нечему удивляться.
В воздухе лениво пикировали алые виноградные листья, которые я сбила, пока летела вниз, обрывая побеги.
— Как ты? — спросил Ретт озабоченно. Скорее, просто из вежливости.
— Все прекрасно, спасибо, — буркнула я. — Гуляю на свежем воздухе. В доме слишком душно.
Ретт устало вздохнул. На какое-то мгновение мне показалось, что он смотрит почти влюбленно. Злорадствует, наверное. Доволен, что я снова валяюсь у него в ногах. Пусть даже на этот раз ни о чем и не умоляю.
— Действительно. Прекрасный день для прогулок, — произнес он задумчиво. — Поэтому мы с тобой сейчас прогуляемся к врачу.
— Ничего подобного! — возмутилась я. — Со мной все отлично. Можешь идти, куда шел.
Злость придала сил, даже боль как будто стала слабее. Я вскочила на ноги и тут же чуть не грохнулась снова. Боль острыми клыками впилась в лодыжку, и я, не сдержавшись, взвизгнула.
Ретт подхватил меня на руки. На долю секунды я замерла, со стоном вдохнула его запах. Мята. Он все еще пользуется мятным одеколоном.
— Отпусти, — попросила я твердо.
— Ада, будь благоразумна! Хорошо, если лодыжка вывихнута, но вдруг перелом? Я могу отпустить тебя, оставить здесь. Надолго ли? В одном платье ты замерзнешь, простудишься и заразишь меня. Считай, что я беспокоюсь о себе.
Ну да, не обо мне же.
Я не собиралась соглашаться с его доводами. Даже открыла было рот, чтобы высказать все, что думаю, но за забором раздались шаги.
— Лед, лед… Проклятый лед… — бормотал женский голос.
Я прикусила язык. Перед жителями городка нам полагалось изображать любящих мужа и жену. Поэтому молчала, пока Ретт вносил меня в дом и устраивал на диване в холле. Потом он ушел и вернулся спустя несколько минут с картой. Его-то карта, конечно, не улетела еще в первый день.