Потом вскинула голову:
— Ромашка?
— Она поможет успокоиться, — кивнула я.
— Никогда не пробовала…
— Где сейчас твой.. кхм, парень?
— Жених. Мы были помолвлены. Не знаю, где он. Наверное, ушел и никогда уже не вернется. Я видела Брона в последний раз когда по его милости барахталась в проруби, пытаясь выбраться на лед. Лед крошился, не позволяя мне зацепиться за него…
Я поперхнулась. Закашлялась до слез, отставила чашку и согнулась пополам. Кашель душил. Воздуха не хватало.
Бегущие шаги остановились возле кресла, и мою голову запрокинули сначала вверх, потом повернули вбок.
Снова Ретт!
— Эй, смотри на меня, — приказным тоном сказал мужчина. — Ада!
— Да чтоб тебя! — мой голос хрипел. — Поперхнулась, только и всего.
Вытерла мокрые глаза, щеки. Снова кашлянула, набрала в грудь воздуха. Способность дышать вернулась.
— Вам пора, — Ретт протянул Ванде еще один плед. — Вот, возьмите и уходите.
— Ретт! — я возмущенно глянула на мужчину. — Девушка продрогла до костей!
— Угу, — буркнул он, помогая Ванде подняться. — Я провожу ее, сиди.
Он увел девчонку из гостиной. Я отпила еще глоток чаю, на этот раз осторожнее – вдруг опять поперхнусь.
Барахталась в проруби… В ноябре. В относительно теплом ноябре.
Больная. Все они здесь больные. Но чем? Действительно что ли, психи? А может, вирус тут какой бродит?
Ерунда какая-то.
Ретт вернулся, хоть я его и не ждала. Принес с собой тряпку, вытер пол. Собрал посуду и унес на кухню, а оттуда крикнул:
— Ты оставила окно открытым, когда уходила. Я его запер и собрал мусор, можешь не беспокоиться об этом.
Да не я о мусоре я беспокоюсь, хотелось заорать мне, но промолчала.
Шесть лет прошло. Столько воды утекло. И та блондинка с оленьими глазами, виснущая на моем мужчине, осталась далеко в прошлом.
Не о мусоре я беспокоюсь. Да и не о тебе, Ретт.
Убедить себя не вышло. До спальни меня преследовал запах его одеколона, и только когда я спряталась под одеяло и накрыла голову подушкой, сумела забыться.
В голове вихрем роились ненужные мысли, и только боль в лодыжке позволяла от них отвлечься. Но когда физическая боль отступала, о себе напоминала душевная.
Даже при том, что я за последние годы отрастила броню и уже не позволяла глупым эмоциям брать верх над разумом, здесь и сейчас эта самая броня не справлялась.