Захар на прощание тоже сердито зыркнул на мужика, из
солидарности. И мы вышли на улицу.
— Вот и делай людям добро, — посетовал Захар. — А они потом у
тебя под носом все деньги из кассы забирают. Чего делать-то
будем?
— Работать, — коротко сказал я. — Веди на место преступления для
начала.
— Да там…
— Наблёвано, я понял. Сам можешь не заходить, просто пальцем
покажи.
Захар показал. Недалеко оказалось. Вообще, в Поречье всё было
плюс-минус недалеко. Ну, если брать культурную часть города.
Особняк адвоката люди обходили по широкой дуге. А у входа на
скамеечке, обмахиваясь чем-то, сидел стражник.
— Здрав будь, служивый, — поздоровался я, подойдя ближе. —
Абрамов сказал, пу́стите меня.
— Владимир Всеволодович Давыдов? — Стражник встал и поклонился.
— Охотник?
— Он самый, — кивнул я.
И заметил, что обмахивается стражник совком. Не тем, при котором
была колбаса по два рубля тридцать копеек, а другим, в который
сметают пыль.
— Жарко, — пояснил стражник, перехватив мой взгляд. — Это на
кухне было, к убийству касательства не имеет.
Я пожал плечами — мол, мне-то вообще фиолетово.
— Пустишь, нет?
— Пущу, только, уж не взыщите, вас одного. — Стражник грозно
зыркнул на Захара. — А то этот…
— В курсе, — перебил я. — Один осмотрюсь.
— Только там от жары сейчас дух стоит…
— Да не пугай. Пуганый я.
Стражник открыл передо мной дверь. Потом проводил на второй
этаж. Нужную комнату только показал и сразу слился.
Вздохнув, я вошёл.
Твою ма-а-ать… «Дух стоит» — это ещё культурно сказано. Я б
сформулировал иначе: «Смердит, как у мертвеца в заднице». И мухи,
естественно, целой стаей вьются, куда же без них.
— Что-то в последнее время кучно люди в кровавую кашу
превращаются, — заметил я. — Тенденция, видать.
Осторожно ступая по наименее загаженным местам, пересёк комнату.
Это была спальня, и размерами она лишь немного уступала моей
комнате в башне. До трагического происшествия, видимо, здесь всё
было красиво и со вкусом. Витиеватая антикварная мебель… В смысле,
не антикварная, конечно, а вполне себе современная. Это для меня —
антикварная.
Теперь же обивку стульев только выбрасывать, стол, скорее всего,
тоже. Люстра с какого-то перепугу сорвана с крюка и разбита.
Подоконник был весь бурым, к нему я и подошёл. Посмотрел на
задвижку — сломана, вырвана с мясом. Посмотрел на постель —
забрызгана, конечно, но не так, чтобы слишком. Развернулся и вышел
обратно.