Советник Бахар благосклонно похвалил
меня:
— Хорошо, глава, хорошо.
Но его похвалу тут же разрушил
выкрик Тартакала:
— Это будет зависеть от того,
вернёшься ли ты с Ключом или нет, станет ли семья Сломанного Клинка
фракцией. Уж прости, наниматель, но я, как и многие другие, пришли
к тебе в надежде на возможности, а не для того, чтобы год за годом
потеть на жаре в этих руинах былого величия.
Седой рыкнул:
— Возможности, которые сами вы
добыть не в состоянии!
Я вскинул руку, не давая разгореться
ссоре или спору.
— Я услышал тебя, Тартакал, — и уже
даже как-то привычно осадил. — Помни только, что у фракции
Сломанного Клинка будут сотни таких искателей лучшей жизни.
— У фракции первой звезды? В этой
глуши? Под боком у Морлан? — Тартакал громко расхохотался.
— Долго ли моя семья пробудет
фракцией первой звезды? — спросил я в ответ, едва утих его хохот. —
С моим талантом лечения, с талантом формаций и артефактов моих
старейшин? Не переживай, наёмник Тартакал, на первой звезде моя
фракция не задержится.
Тартакал много чего повидал в жизни,
знал когда нужно прикусить язык и молчать и знал, когда нужно пойти
на попятную, поэтому склонился передо мной в приветствии
идущих:
— Простите, наниматель, я смотрел
слишком узко. Вы правы, спасибо, что открыли мне глаза.
Когда мы уходили, я услышал, как
Седой буркнул в мыслеречи:
— Пригляди за этим узкоглазым.
Скользкий, умный, но при этом то и дело нарывается и будоражит
остальных. Подозрительно.
— Конечно, брат Аранви, сам
думал проверить его, — ответил ему Рагедон.
У меня же были свои заботы. Меня
тронул за плечо старейшина Рутгош:
— Глава, ругайтесь не ругайтесь, но
займите место в середине строя.
Ругаться я бы, конечно, мог. Но был
ли в этом смысл? Тем более что он тут же подсластил пилюлю
требований:
— И можете надавить на нас
Указом, не будем терять время закалки души, впереди у нас много
испытаний.
Поэтому я лишь кивнул и молча шагнул
вправо, смещаясь под защиту своих искателей. Там, поймав ритм
движения, я и принялся вписывать условия в печати.
Всё та же боль, которая уже привычна
для них. За эти десять дней я перепробовал многое, но ничего лучше
так и не нашёл. Один за другим символы занимали свои места в
печатях, каждому досталось, заставив сбиться с шага.
Зеленорукий пару сотен вдохов
приглядывался к происходящему, подмечал странные гримасы,
вслушивался в напряжённое сопение искателей, провожал взглядом
каждый их жест, когда они просили добавить закалки или уменьшить
боль, а затем не выдержал и спросил: