Но это не мои проблемы. У меня теперь
почти десяток верных комтуров, которые должны всё это решить.
Вперёд шагнул Красноволосый, громко
сообщив:
— Мы узнали несколько вещей, которые
сильно изменили наши намерения. Обычно мы с братом Дарагалом редко
сходимся во мнении, но сейчас мы с ним, — Красноволосый повёл
рукой, указывая на шагнувшего к нему Шаугата под маскировкой —
решили, что нам не по пути с Аранви. Места старейшин, которые мы
требовали, дорого обойдутся нам в семье Сломанного Клинка. Мы не
готовы платить такую цену.
Орденцы, как бы они ни были
дисциплинированы, как бы ни были готовы, пусть даже к битве,
переглянулись, зашептались мыслеречью.
Да, всё сильно поменялось в сравнении
с тем, о чём мы договорились перед заключением контрактов.
Я бы сказал, что всё сильно
поменялось даже в сравнении с тем, что буквально только что обещал
Красноволосый. Это что, крик? Это возмущение моей жадностью? Это
рассказы о том, как много я требовал за вход в семью Сломанного
Клинка?
А слова Красноволосого продолжали
греметь над двором:
— У них будет свой путь, у нас будет
свой. Здесь и сейчас не то место, чтобы под десятками и сотнями
чужих глаз и ушей делиться подобным и обсуждать наши разногласия и
наш раскол.
Седой тоже шагнул вперёд, становясь
слева от Красноволосого, тоже повёл рукой:
— Те, кто вместе со мной прошли этот
долгий путь, чтобы присоединиться к семье Сломанного Клинка — на
эту сторону двора. Следующие за Илдуром и Дарагалом на — эту
сторону. Наши пути расходятся!
Что Седой, что Красноволосый
буквально блистали, показывая умение говорить правду и при этом
лгать. Уверен, даже вывесь я над Красноволосым Истину в два или
даже три цвета, она не нашла бы, за что наказать его. Расплывчивая
правда, которая — ложь, но при этом — правда.
Двадцать вдохов — и орденцы разбились
на два неравных отряда, выстроились друг напротив друга, прощаясь и
торопясь сказать что-то важное.
Красноволосый развернулся ко мне,
чуть склонился в приветствии идущих.
— Младший Ирал, наш разговор был
очень познавателен, я благодарен вам за то, что вы открыли мне на
многое глаза, — взгляд его при этом вильнул в сторону, на тех двух
комтуров, которых я освободил от чужих Указов. — Но я вынужден
расстаться с вами.
Я, не особо стараясь говорить громко,
уверенный, что уши людей Морлан достаточно чуткие, ответил: