А чтобы отвлечься, Кир прихватил ноутбук.
— Вот видишь! — девчонка опустилась в траву. — Стало ведь лучше!
Веселее, чем на стерильной помойке. Не нужно сопротивляться!
«Стерильная помойка… Странное сочетание слов…»
Кир сидел среди трав, разглядывая волдыри на руке и размышляя о
том, что сопротивляться бы очень хотелось. Хотелось бы уничтожить
всех этих жуков, чтобы вновь оказаться на «стерильной помойке».
Только вот, как? Влезть на куб и орать: «Убирайтесь!»? Вряд ли это
поможет…
Из размышлений его вырвал шёпот.
— Кир, погляди! Это он, Изумрудный Олень.
Конечно, олень был вовсе не изумрудным. Самым обычным,
коричневым с белыми пятнами — как на рисунке Эйприл. Но всё равно,
у Кирилла перехватило дыхание.
— Насколько же он красивый!
— Ага. Но, не спугни.
Облако понюхал воздух и издал громкий рык. В глазах Эйприл
что-то мелькнуло. Что-то тёмное.
Олень дёрнул ушами и ускакал.
Закатное солнце окрасило степь.
— Я написала рассказ.
— Что?
— Рассказ… — промямлила Эйприл и покраснела. — Называется:
«Небо». Не для жуков, для тебя. Хочешь послушать?
— Хорошо. Придём, и ты прочитаешь.
— Он у меня в голове. Вернее, в памяти Маяка. Надеюсь,
понравится. Хотя… — она насупилась, — Не люблю я слова! Они врут,
каждый их понимает по-своему. И нет красоты и гармонии… Вот музыка
— это действительно круто! — у неё заблестели глаза. — Чистая
математика! Красивыми могут быть только формулы!
Кир вспомнил отца и ряды символов в придорожной пыли.
«Чепуха!»
Всё казалось враньём. А истиной были бездонные глаза Эйприл.
Девочка начала говорить, путаясь и краснея… Впрочем, сюжет
быстро её захватил, и она перестала смущаться.
Это была история о школе планетарной обороны заштатного мирка.
Во вступлении говорилось, что до начала боевых действий оставались
считанные месяцы, и пилоты денно и нощно оттачивали мастерство —
чтобы, как писала Эйприл, «не погибнуть на первом же вылете». Но в
дальнейшем, речь шла лишь об отношениях между курсантами —
восемнадцатилетними парнями и девушками.
Эйприл обладала идеальной памятью, но этим даром распорядилась
по-своему. К середине рассказа, Кир совершенно запутался в
тонкостях раскраски истребителей и фасонах одежды пилотов.
Бесконечные любовные многоугольники сводили с ума — причём, в
геометрии страстей пол пилотов не имел никакого значения. Много раз
Кир краснел, как варёный рак. Успокаивался, решив, что большего
придумать уже невозможно, но новый виток истории опять вгонял его в
краску.