— Что?
Одним плавным движением Мэйби снимает свой топ. Подходит
вплотную — так, что я слышу запах.
«Гуччи Раш-восемнадцать»?
Она наклоняет голову, щурит глаза.
— Ты смотришь совсем не туда.
Перевожу взгляд. В ложбинке, по центру груди, на сотканной из
тысяч гранёных камушков сияющей цепочке, висит кулон.
На нём невозможно сфокусировать взгляд, невозможно понять, какой
он формы. Просто сияние, сияние в чистом виде. Оно струится из
глубины — кристалл не нуждается во внешних источниках света.
«Слёзы Ириды».
Не всякая принцесса может себе эти слёзы позволить. Готов
поклясться — это единственное подобное украшение на Диэлли.
Удивились бы жёны миллиардеров, узнав, что кулон их мечты,
скрывается под замызганным топом исцарапанной нескладной
девчонки!
— Это он подарил. Недавно, неделю назад. Со встроенным
эмо-сканером. Сказал, что обязан знать, что я чувствую... И знаешь!
Он никогда его обратно не заберёт. Я в этом уверена. Он меня
любит!
С эмоциональным сканером?
Класс!
Не понять, что она сейчас чувствует — кристалл переливается
всеми цветами радуги. И всё-таки я замечаю преобладание оранжевого,
сексуального.
Зря она мне его показала!
Тяну руку, пытаясь дотронуться до груди, не до кристалла.
Мэйби вспыхивает.
— Ты больной?! Ты хоть слышишь, что я говорю?! — она
отворачивается и натягивает топ.
Вот идиотка! Будто можно что-то услышать, когда тебе
демонстрируют такую шикарную, совсем не подростковую грудь!
— Больные! Все вы — больные! — она усаживается на бетонную
плиту, лежащую вплотную к недостроенной стене. Прижимается к стенке
спиной и поджимает ноги.
Я подхожу, и усаживаюсь рядом. Плита тёплая, и тут не такой
сильный ветер.
Мэйби опускает голову мне на плечо.
— Хочешь, прочту стихи?
Не дождавшись ответа, она начинает:
«До залитой солнцем крыши
ветер доносит терпкий степной аромат...»
Начало не особенно складное…
Голос Мэйби дрожит от волнения. Она заглядывает в глаза, будто
пытается разглядеть в них ответ на незаданный вопрос. Но видит,
пожалуй, только растерянность.
Слова льются, цепляясь одно за другое, поток звенит весенним
ручьём. С каждой новой строфой стихи становятся лучше и лучше,
словно во время их написания поэт перерастал сам себя. Я со страхом
осознаю, что Мэйби говорит не на универсальном, она перешла на
другой язык — певучий и мелодичный. Разумеется, он мне не знаком —
тем не менее я всё понимаю.