- Викентий Георгиевич! – коротко постучав в дверь саней внутрь
просунулась бородатая рожа, сбив меня с мысли.
- Чего, Ефим?
Еще одно мое приобретение в коллекцию странных личностей, в
добавление к поручику Ржевскому – нет, не шучу, он мой поручик и
именно такую фамилию носит – палачу Христофору, старому охотнику
Нафане, старому часовщику Козьме, он же знаменитый артефакторщик
Тувалкаин, Мишке-Филину… да мало ли у меня странных личностей? Как
посмотреть – так нормальных-то и нету.
Ефим Никифоров, прозванием Медва. Я, кстати, поинтересовался,
откуда такое прозвище, ведь медва – это всего-навсего сыта, сладкий
напиток из воды с медом. И получил ответ, что он в детстве просто
сыту любил, прям не оттащить было, вот и прозвали. Хотя, подозреваю
– да нет, практически уверен – что Ефимка свое прозвище получил за
то, что к любому человеку может прилипнуть и сладких речей ему в
уши напеть. Так, что человек и сам не поймет, как он до того
разговорился, что свои самые большие тайны считай постороннему
человеку рассказал. Хотя, нет: человек об этом даже не задумается.
Очень уж внешность у Медвы благообразная, хоть святого с него
пиши.
Ну как, сможете угадать, для каких-таких целей он мне
понадобился и что это вообще за специалист? Не гадайте, все равно
не поймете.
Ефим-Медва – фальшивомонетчик.
Мне его Настя подсказала, она в свое время на него вышла, только
пожалела. Монета, что Ефим в своем подвале чеканил, от царской
практически ничем не отличалась, ни составом, ни чеканом… вернее,
чеканами – дьяки Разбойного приказа давно уже поняли, что
одновременно новые монеты одного чекана могут оказаться в мошне у
одного человека только в одном случае: если он сам их и чеканил. Но
фальшивомонетчики тоже народ сообразительный, и тоже об этой
примете знают, так что не одним чеканом пользуются, да и как
состарить их – тоже соображают. А то, знаете ли, никому не хочется,
чтобы тебе в горло твои же монеты расплавленными залили: наш царь
государь голубиной кротостью не отличается. А пожалела его Настя за
то, что Ефимка монеты делал так… как будто игра это для него была.
Другие-то свои деньги тратить кидаются, покупки делают, а Ефимка
как жил в старенькой избе, так и продолжал жить, разве что
раз-другой копейку серебряную изготовит, да на рынок сходит. Вот и
пожалела она его, а как узнала, что мне фальшивомонетчик нужен –
вспомнила. А у Медвы, подозреваю, уже хвост подгорал, чувствовал
он, что на него приказные вышли, а не у всех из них такое сердце
доброе, как у моей Настеньки.