Последние мгновения со своей женой Бао Бейфонг хотел провести
один.
78 год после после геноцида Воздушных кочевников. Год
Собаки.
Поместье Летающего Кабана, Гаолинь, Южный регион,
Царство земли.
— Ну как тебе? — Спросил у меня Лао, показав только что
использованный лист с высохшими чернилами, на котором был
размашисто нарисован каллиграфический символ. — Неплохо
получилось?
— Слишком размашисто. — Ответил я, сидя по напротив него по
турецкий и задумчиво потирая подбородок ладошкой. Тот еще сюр в
исполнении трехлетки, но я уже давно заимел репутацию гения, так
что мне прощалось. — Ты слишком торопишься, брат. Стремишься все
сделать быстро и красиво, упуская значение слова.
Сказав это я взял в руки лист, на котором с помощью трех
коротких и трех длинных росчерков было написано слово «мир». Да,
старший брат решил похвастаться перед умненьким младшим, показав
свои успехи в каллиграфии. Вот только слишком переволновался.

— Учитель Хао тебе же рассказывал, что каллиграфия это не просто
рисование символов. Это умение вкладывать с помощью кисти и чернил
на бумагу свои чувства и переживания. — Вещал я, важно подняв вверх
палец, отчего старший брат едва сдерживал себя чтобы не прыснуть со
смеху. По глазам вижу. Хотя говорил я на полном серьезе. — Поэтому
к выбору иероглифа нужно подходить с умом. «Мир» тебе сейчас не
подходит, тебе скорее подойдет вот это.
Привстав и дотянувшись до лежавшей на столе бумаге и специально
оставленному для меня куску угля, я, на полную напрягая руки,
попытался написать два достаточно сложных символа, обозначавших
волнение. Получилось так себе.
«Чертовы детские пальцы» — Выругался я на середине процесса,
заметив как у смотревшего на мои потуги брата уже начались трястись
плечи. Вот застранец мелкий. Хотя чего я хотел от трехлетнего тела,
мелкая моторика которого была ниже плинтуса?
— Столько слов, а на деле. — В конце концов не выдержал и не по
аристократически заржал Лао, когда я все же дописал символы. Ведь
вместо задуманных изящных черт и линий получилась какая-то
непонятная возня, в которой с трудом можно было не то что
благородную письменность узнать можно, а вообще понять что это не
просто уголь на бумагу упал.
— Я еще маленький! — Крикнул я на брата, который продолжал
хохотать на полу, схватившись за живот. — Вот вырасту и покажу
тебе!