А в следующий момент я сделал то, что не делал никогда. И этот
поступок изумил меня самого. Я не выдержал ее взгляда и отвел
глаза. Я знал ответ на ее вопрос. Марина тоже знала.
Вся моя прошлая жизнь, которую я провел в инвалидном кресле,
была для меня чем-то не сильно отличающимся от ада. Беспросветность
изо дня в день. Чувство, когда душа твоя кипит, и ты постоянно
хочешь что-то сделать, что-то свершить, но не можешь. Для меня мало
какая физическая мука могла бы с этим сравниться.
Я понимал, что, если отступлюсь, если проиграю, могу прийти к
такому же, а может быть и к более печальному результату. Могу снова
обречь моих друзей и других, новых людей, что стали для меня
близкими, на смерть. Могу снова стать слабым. И смерть для меня —
лучшая доля, чем слабость.
— Ты все еще исполняешь свою часть договора? — сказала она
монотонным, словно робот, голосом.
Не ответив, я поджал губы.
— Знаешь, Витя. Сейчас я бы хотела, чтобы ты солгал мне.
Мы оба замолчали. В квартире стало тихо. Свет мы не включали, и
потому табло электронных часов, стоящих у телефона на столике,
светило своими зелеными черточками цифр особенно ярко. Приятный
запах Марининого, разгоряченного от плача тела, смешался с ее
духами и щекотал нос.
— О чем ты мечтаешь, Марин? — Вдруг зачем-то спросил я.
— О том, чтобы у нас с тобой всегда все было хорошо. О том,
чтобы нам было безопасно, — проговорила девушка.
— Надо же, — хмыкнул я горько. — Я тоже мечтаю об этом. Я мечтаю
сделать мир лучше и безопаснее. Если не могу для всех, то хотя бы
для близких. Но мечты не исполняются просто так. Для этого надо
работать. И чем-то жертвовать. И я готов.
— Какой тогда смысл? — Всхлипнула Марина. — Какой тогда смысл
делать мир лучше для меня, если для этого тебе придется рисковать
своей жизнью?
— Рисковать — еще не значит расстаться с ней. Давай заключим
новый договор. Еще один.
— Какой? — Спросила она тихо.
— Я пообещаю тебе, что со мной все будет хорошо. Ты пообещаешь,
что не станешь…
— Я всегда буду переживать и бояться за тебя… — Перебила Марина
торопливо.
— Знаю. Но ты пообещаешь, что не станешь накручивать себя. Не
станешь переживать напрасно. Иначе это чувство съест тебя с
потрохами. Уж поверь. Я знаю, о чем говорю. Лучше надейся. Надейся,
что все будет хорошо.
Марина вздохнула и снова посмотрела мне в глаза. Теперь ее
выражение было другим. Оно смягчилось, и я видел в нем надежду.