Вблизи
она казалась еще моложе, совсем девчонкой. Хрупкой и невесомой.
Одета в длинное платье того самого голубое оттенка, который так
нравился Брейру. Кружевной лиф облегал небольшую высокую грудь,
открывая взору нежную ложбинку, талия перехвачена тонким светлым
ремешком, а подол мягко струился вокруг ног. И на запястьях не
уродливые нити лаами, а ленты невесты.
Ника
не могла не признать, что природа не обделила эту Высшую не только
даром, но и фигурой. И тут же в голову полезли мысли, грязные
картинки того, как Брейр держит ее двумя ладонями за бедра, ласкает
грудь, хищно прикусывая и тут же зализывая горячим
языком.
Так сладко стонала…
С
ним!
Не
проронив ни слова, Доминика прошла мимо соперницы. Ей хватило сил
достойно уйти, хотя внутри все пылало от ярости. Хотелось вцепиться
в эти блестящие волосы, намотать на кулак и возить девчонку носом
по полу, чтобы выла и захлебывалась слезами. Чтобы ей было так же
больно, как Нике.
Лишь
ворвавшись к себе, она дала волю чувствам.
—
Ненавижу, — всхлипнула.
В
последний момент поймала слезы, которые были готовы сорваться с
ресниц, и бросилась умываться. Долго плескала себе в лицо ледяной
водой. Набирала полные ладони и, задержав дыхание, погружалась,
молясь, чтобы вода помогла, унесла с собой хоть немного того яда,
что травил изнутри.
Только бесполезно все было. Никакой водой не
унять того, что творилось в сердце.
—
Хватит, — просипела, подняв взгляд на свое изображение. Глаза
огромные, рот перекошен, — соберись.
Она
закрыла глаза и прикоснулась к своим линиям жизни. Они дрожали, то
сокращаясь, то растягиваясь до предела, и Ника не могла их
успокоить, свести в мирное русло. Для этого нужен был другой дар…
Такой, как у Тианы.
—
Пошла к черту, — ударила по воде, отправив целый ворох брызг в
зеркало, схватила полотенце и, с остервенением растирая физиономию,
вышла в комнату.
И
тут же чужое присутствие полоснуло по нервам. Испуганно отняв
тряпку от лица, она увидела кхассера, стоящего возле окна и
задумчиво смотревшего куда-то вдаль.
Наверное, надо было что-то сказать, но язык
намертво прилип к нёбу. Единственное, что она могла, это просто
смотреть на его спину и медленно умирать, утопая в своей
боли.
За
что он так с ней? За то, что обманула? Отругал бы, посадил на
хлеб-воду, выгнал обратно в сторожку к Нарве, но не вот так,
отщипывая по чуть-чуть от раненого сердца.