–
Посредством другого органа Самедова! – заржал Ираклий и подмигнул
нам.
– Я другого
не пойму, – сказал Булатов, – почему Костенко на собрании со всеми
вместе порицание не объявили? Мы же все видели, что она была первой
заводилой в тех слухах…
– Лучше бы
объявили, – заметил Ираклий. – Там же без занесения в личное дело
было. А сейчас у неё будет запись об отстранении из «Прожектора» за
недостойное поведение, да? – посмотрел он на Витю
Макарова.
– Ну, так
Самедов Маше сказал, – подтвердил тот.
– Не, –
возразил я, – не будет у неё в личном деле такой записи. Она же не
просто так белая и пушистая после собрания осталась. Её
выгораживали специально, вспомните, как ей первой слово дали… Там
кто-то просил за неё руководство университета. Декана, как минимум.
Я чётко видел, как он Жанну просто-таки заставлял первой именно
Костенко слово дать.
– А кто его
просил? – не понял меня Лёха.
– Родители,
скорее всего, – пожал я плечами. – Если они договорились с деканом,
значит, имеют вес. А кто у Костенко родители? Кто-нибудь
знает?
– Понятия
не имею, – ответил за всех Булатов.
– А как
узнать? – полюбопытствовал Ираклий. – Она ж как партизан, ничего о
себе не рассказывает.
– Что не
рассказывает, уже о многом говорит, исходя из того, как легко на
декана надавили. Кажется, я знаю, как разузнать. Методистам всё про
всех известно. А вы, – посмотрел я на Булатова и Танию, –
должностные лица. Придумайте что-нибудь… Думаю, нам точно стоит
знать. Учитывая наш с ней конфликт, чтобы как минимум не
распределиться к ее маме или папе на работу.
– Далеко
вперед думаешь, – приподнял уважительно брови Булатов, – и это
очень правильно!
***
Москва.
ЗИЛ.
Придя утром
на работу, Ксюша узнала от коллег, что ей обзвонились на прошлой
неделе.
– Это что у
тебя за кавалер такой настойчивый появился, а, девонька? –
озабоченно спросил старый художник Иннокентич. – Я ему раз сказал:
звоните в понедельник, так он опять позвонил. Я ему и второй раз
сказал, раз такой непонятливый.
– Это кто
же такой? – удивилась Ксюша. – Может, Рамаз? Он как говорил, с
акцентом?
– Нет,
вроде, – пожал плечами старик. – Хотя, я уже и вижу хреново, и
слышу.
– Ну, да… И
Рамаз почти без акцента говорит, – кивнула Ксюша.
Минут через
пятнадцать зазвонил телефон. Это, и правда, был Рамаз. Он
невероятно обрадовался, услышав её голос.