опустошенные быстро стали обязательной приметой любого по-настоящему богатого дома.
Ланзо покрутил бокал с Реврейном, чей цвет вдруг стал багряным, словно венозная кровь. Этот багрянец, точно расплескавшись, оказался на руках мужчины и медленно пополз вверх к мускулистому предплечью.
- У вас руки по локоть в крови, – прошептала я, завороженно следя за творящейся метаморфозой.
Взгляд мой метнулся к его лицу, и я в ужасе отпрянула, едва не свалившись ничком вместе со стулом.
То самое марево, которое окружало братьев Уркайских, сгустилось вокруг Ланзо плотным коконом, и кокон этот имел очертание здоровенного человекоподобного громилы, увенчанного гребнем, похожим на частокол из вороненых кинжалов. Сам же мужчина, флегматично потягивающий проклятое пойло, так и продолжал сидеть на массивном резном стуле, вызывая ассоциации с этакой дьявольской матрешкой.
Меня осенило ужасное подозрение, и я поспешно зажмурилась.
- Довольно неожиданно, – задумчиво протянул сидящий ближе всех Каспар. – Для женщины она весьма долго и вполне успешно сопротивляется видениям. Впервые наблюдаю подобное.
- Не стоит сопротивляться, Реджи, - посылая по телу неприятные вибрации, прямо в ухо приказал низкий раскатистый голос, который теперь наверняка будет являться мне в кошмарах. Я так и сидела с закрытыми глазами, отчаянно сражаясь с убийственными галлюцинациями. – Разве тебе не интересно увидеть истинную сущность твоих новых родственников?
- Нет. – Голос мой был тверд, как никогда. – Для первого раза впечатлений более чем достаточно.
Вместо витка очередных увещеваний, Рэт схватил меня за плечи и грубо выдернул с места.
- Смотри на меня, Реджи…
Пищевод обожгла желчь. Деваться теперь было некуда. Решив, будь, что будет, я открыла глаза…
На меня смотрел очередной, пугающий до дрожи в поджилках «некто».
- Что ты видишь?
Внезапно реальность выцвела и померкла. Все укутал колдовской сумрак, и я, как зачарованная, уставилась на удерживающее меня существо. По счастью, по-прежнему звучащие мужские голоса остались не искаженными, позволяя мечущемуся в испуге сознанию цепляться за них, как за якорь, обретая некое подобие успокоения.
Довольно скоро я заметила, что страшные сумрачные картинки обладали некой мрачной притягательностью и побуждающей к неотрывному слежению за их текучестью. Оставаясь в главном неизменными, они, при этом, в мелочах непрестанно трансформировались, рождая тревогу и ощутимый дискомфорт для глаз.