Флери на ту пору было восемьдесят лет, но старик обладал ясностью ума и свежестью памяти лучше иного юноши. А его мудрости и расчётливости мог позавидовать опытный дипломат.
Слуга осторожно проник в спальные покои хозяина:
– Ваше преосвященство. Гонец из Варшавы со срочным донесением.
Очевидно, новости из Польши были нынче чрезвычайно важны, так как, услышав сообщение, Флери тут же поднялся. Без лишних слов позволил облачить себя в халат и усадить в кресло, приказав впустить гонца.
Тот, припав на колено, целуя кардиналу руку, вручил опечатанный свиток и коротко сообщил:
– Король Август скончался!
Флери коротким жестом отослал посыльного прочь, сорвал печать со свитка и погрузился в чтение. Ознакомившись с посланием, вызвал звуком колокольчика слугу и распорядился:
– Пригласите секретаря; мне нужно немедленно продиктовать несколько писем.
На следующее утро в кабинете Флери находился министр финансов д’Арновиль, внимательно внимая новостям из Польши:
– Итак, исполнительная власть в Польше в руках примаса Потоцкого?
– Временно! – уточнил кардинал.
– Но его русское происхождение, наверняка сыграет немаловажную роль в том, чья именно креатура будет выдвинута на престол?
– Патриотические чувства – безусловно, важная часть человеческой натуры. Но золото – всегда более веский гарант! – мягко парировал Флери.
– Тут Вы совершенно правы.
– Поэтому, подготовьте деньги, д’Арновиль, и оправьте гонца в Варшаву. Да не скупитесь! Пусть это письмо он передаст вместе с деньгами нашему посланнику при польском дворе.
Тот принял свиток:
– Будет исполнено, Ваше преосвященство.
Флери сделал внушительный жест:
– Короля в Польше выберет шляхетство. А выберет оно того, кто угоден Франции!
Министр склонил голову в знак согласия. Тем временем кардинал протянул ему второе письмо:
– А это перешлите Лещинскому. Пусть наш дорогой тесть готовится надеть на голову утерянную корону.
Санкт-Петербург
Рыцарская Академия (бывший Меншиковский дворец)
Солнце будто не желало вылезать из-под облачного одеяла – то выглядывая, то снова кутаясь в него. Об его пробуждении можно было лишь догадываться по робкой позолоте, едва тронувшей поверхность Невы.
Наконец, одинокий луч выбился из небесной перины; сладко потянувшись, спросонок ткнулся шальным солнечным зайчиком в окна бывшего Меншиковского дворца.