Короче, с музыкой у меня не сложилось. И я не знаю больше никого, кто играл на фисгармонии. Сам я позже активно переключился на барабаны, которые мне покупать уже не стали.
Инструмент же тихо простоял в углу ещё много лет, пока его не подарили кому-то из знакомых при переезде. Зато теперь я при случае рассказываю, что рос в интеллигентной семье, где по выходным мы ели суп из фарфоровой супницы и музицировали на фисгармонии.
Что до родителей, то они с тех пор говорили: «А зачем тебе музыка, ты ведь отлично пишешь буквы?» А главное, их можно не читать, и ты никогда об этом не узнаешь.
Беседовал по скайпу с другом. Он показывает мне видеоролик: человек собрал модель самолета с самодельным реактивным двигателем. Самолет даже летает, только зажигать двигатель приходится газовой горелкой.
– Видишь, – говорит мне друг, – как люди умеют руками делать. Всё сам придумал, собрал, склеил, завёл. Вот как хорош человек в своём деле.
– Да, – отвечаю. – А я вчера духовку открывал и паром себе нос обжёг. Он теперь облазит.
Лето – штука не для слабаков. Особенно алматинское. Обжигающее, потное, наполненное пылью и стуком задорных соседских перфораторов. Город, словно после войны, распластался своим обнаженным чревом под равнодушным небом.
В такие моменты хорошо видно, как мало стоит наша хваленая цивилизация и урбанистический снобизм – какие-то полметра потрескавшегося асфальта и два копка ковшом экскаватора отделяют нас от раскаленной глины, помнящей поступь коней монголов и доисторические закаты. Это мы думаем, что мы здесь давно и всерьез, а под лёгким камуфляжем гранитных бордюров лежит всё та же сухая земля и ничего в ней не изменилось. Хоть сейчас садись на коня и поднимай пыль глухим стуком копыт. Можно посмотреть, что там было вместо Арбата тысячу лет назад. То же, что и сейчас – унылое пустое ничего.
Лето – это такое время, когда ты обречён не успевать. Каждое утро ты просыпаешься и не успеваешь. Просто потому, что ты не просыпаешься в уютном бунгало на берегу ласкового моря и не пьёшь капучино на залитой солнцем террасе.
Ты находишь себя распластавшимся на мокрых простынях тюленем, забившимся в самый дальний угол кровати – подальше от убийственного зноя, льющегося в распахнутое окно. Где-то злобно гудит трактор, управляемый человеком, который ненавидит тебя за то, что сам проснулся на пять часов раньше. И его ненависть тоже влетает через антимоскитную сетку в твоё окно.