Я отводил душу, говоря макаке сложные вещи и ставя
Норму вровень с собой.
– Чурбачок, го-го-го! – вот то немногое, что Норма
могла сказать в ответ на мое откровение. Когда в разгово-
ре я обращался к деревьям, Норма начинала завидовать, и
это толкало ее подбираться ближе ко мне. Улучив момент,
она кидала несъедобный банан или ветку и собиралась с
мужеством, чтобы меня укусить. Тут с разворота я заехал
ей ключом по зубам, не рассчитывая даже, что попаду.
Подбитое животное с криками бросилось прочь, но через
60
десять минут я снова лицезрел ее оскаленную пасть. Она
висела на хвосте, и от этого перевернутая гримаса выгля-
дела слишком странной. Нутром я чувствовал, что тварь
она паршивая, но как-то не уходила она из мыслей, все
крутилась рядом, и можно даже сказать, что мы стали кол-
легами на этой презренной земле. Я крутил головой, когда
не слышал ее дразнилок или не видел ехидного оскала.
К концу дня я признался себе, что завидую. Непознан-
ный пар или носящаяся в воздухе инфекция заставляли
меня, человека, завидовать примату. Доделав проточку
никому не нужного патрубка, я сделал признание, став ли-
цом к дереву:
– Раз эта обезьяна так мне небезразлична, раз я хочу
ее видеть и при этом всякий раз подчеркивать человече-
ское превосходство, что это значит? Лонда, Лонда, разве
не так я относился к тебе – ты нужна была мне только
для того, чтобы чувствовать, что я тебя превосхожу, да!
Ни красотой, ни умом ты не была мне ровней, Лонда. Но
мы прожили вместе месяц, и я понял, что как человек ты
прочнее, надежнее меня. Ты не строила из себя идеал, а
оставалась собой, что бы ни случалось. Я бесился, отто-
го что неспособен был разобраться, в чем ты меня обхо-
дишь! Мне хотелось быть рядом не из-за любви, не для
того, чтобы убежать от одиночества. Я хотел тебя видеть,
чтобы нащупать и уничтожить то необъяснимое различие
– нюанс, который ставил тебя ступенькой выше. Зачем?
Да, я тупо тебе завидовал, и блеск моих знаний мерк перед
природой твоей простоты!
61
Но то бывшая жена; теперь же, абсурд, я завидую…
обезьяне. Неужели ты так меня прокляла, чтобы я смо-
трел красным глазом даже на неразвитых божьих тварей?
Я стоял вплотную к дереву и с досадой колотил ребром
ладони по стволу – так горько было признаться, вскрыть
рану, которая давно зажила. С какого перепугу вдруг