Тем временем класс опустел, и преподаватель обратил на меня внимание:
– Погиба? Вы что-то хотели?
– Разрешите задать вопрос, Иван Сергеевич?
Преподаватель, чья фамилия для курсантов была секретом, присел за стол и милостиво кивнул:
– Спрашивайте.
– Я вот одного не пойму. Вы постоянно говорите – казачий народ. Но разве мы не русские?
Он улыбнулся, а затем ответил:
– Скажу словами царского историка и генерала Ригельмана: «Казаки не считают себя выходцами из Московии: кто же москалями их назовет, то отвечают: Я не москаль, а русский, и то по закону и вере православной, но не по природе».
– И что это значит?
– Это значит, что русскими при царях были все славяне, кроме поляков. Мы в основе славяне. Не великороссы, как думают русские националисты, и не остготы, как считал Адольф Гитлер. Следовательно, для нас все остается, как было при царе-батюшке, покойся он с миром. Мы часть России и русские, если считать таковыми великороссов-москалей, украинцев, белорусов и казаков. Но мы отдельный народ, если русские только великороссы.
– А как же произошло разделение?
– Во время переписи 1926 года, которую провели большевики. Украинцы, белорусы и казаки могли указать себя как отдельную национальность, а русскими стали называть одних великороссов. Вы еще молоды, Погиба, не помните этого.
– А разве вы в это время не заграницей были?
– Я в эмиграции оказался только в двадцать восьмом, когда понял, что смысла оставаться на территории СССР уже нет. Впрочем, это вам знать не обязательно.
– Понял, – я кивнул.
– Очень хорошо, что вы такой понятливый, Погиба. А к чему вообще про казачий народ спросили?
– Хочу определиться, кто есть кто.
– И мой ответ как-то повлиял на вас?
– Пока не знаю, – я пожал плечами. – Разрешите идти?
– Ступайте.
Я направился к выходу, но преподаватель окликнул меня:
– Погиба?
– Я! – четкий поворот назад.
– А есаул Кондрат Погиба вам не родственник?
– Не могу знать.
– Ладно, это я так, для себя поинтересовался.
Он махнул рукой и я вышел. Остановился в коридоре и мимо меня пробежал знакомый курсант, бывший сержант-танкист Костя Федоров. Он выглядел взволнованным и я его окликнул:
– Ты куда?
Федоров ответил на ходу:
– К радио! Там свежая сводка! Немцы ворвались на окраину Москвы!
«Москва – как много в этом звуке»… – вспомнил я слова поэта и побежал за Костей.