– Докладывайте, сотник.
– Урядник и два казака, отпущенные в город на отдых, в питейном погребе стакнулись с местным рваньем. По прибытии исправника были препровождены обратно в гостиницу. Все трое наказаны.
– Дрались за правду?
– Так точно, Герман Густавович, – ощерился Степаныч.
– Кто победил?
– К приходу исправника наши были еще на ногах, а… те, другие – нет.
– Отлично. Астафий Степанович, передайте казакам мою благодарность и пожелание – всегда крепко стоять за правду.
– Будет исполнено, ваше превосходительство.
– Конечно-конечно… Я пива заказал. Составьте мне компанию.
Гигант боднул воздух головой и принялся неловко, не выпуская сверток из рук, снимать полушубок. На Гинтара, подошедшего принять, будто тент от КамАЗа свалился…
– Присаживайтесь, – показал пример.
– Ваше превосходительство… Герман Густавович. Вот, – сотник положил на стол свою аккуратно запакованную в ткань добычу. Потом примерился к стулу, чуть шатнул и выбрал другой, показавшийся богатырю более крепким.
– Развернете?
Бумажная бечева в его пальцах не прожила и секунды. Я бы нитку с большим усилием рвал. Под тканью показалась украшенная травлеными узорами деревянная шкатулка. Судя по размеру, вряд ли туда поместилось бы два пистолета. Значит – один, но очень хороший.
– Во-от, – подвинул он шкатулку ко мне. – В лавке у Хотимских нашел. Видно, кто-то в залог оставил…
Под крышкой богато украшенной шкатулки пряталось чудо. Потрясающий серо-стальной, травленный лиственными узорами, револьвер. Сверху, рядом с прицельной планкой было выбито «J A COSTER IN HANAU». Оружие выглядело произведением искусства…
– Стреляли, Астафий Степанович?
– Что вы, ваше превосходительство. Как же без вас…
Вложил пистоль в предназначенную для него выемку. Подвинул шкатулку казаку:
– Постреляйте. Мне важно знать ваше мнение.
– Конечно, Герман Густавович, – было видно, как ему трудно расставаться с чудесной игрушкой. Отсрочка и та показалась ему подарком судьбы.
Вошла без стука суровая бабища с пивом и чашкой обжаренных с солью лесных орехов. А если бы я тут голым бегал? На чай не дал – буду воспитывать.
Степаныч умело разлил обильно пенящийся золотистый напиток по большим стаканам, больше походившим на маленькие вазы для цветов.
– За славный пистоль! – выдавил из себя казак. Выпили. Пожевал орехов. Гадость. Неужели кому-то может этот горько-соленый вкус нравиться? А вот пиво славное. Нечто подобное я, наверное, только в Гамбурге, в той жизни, и пробовал. Самое главное – не ощущалось отвратительного смолянистого привкуса, присущего кузбасскому пиву, и слащавости алтайских сортов. Мечта консерватора – классическое пиво.