Он поклонился Лилиан, и на мгновение показалось, что маска надменности на его лице вот-вот расползется. Но он все-таки совладал с собой и направился к бару.
Клерфэ снова сел. Он был собой недоволен. «Что мне здесь надо? – с досадой подумал он. – Мне давно уже не двадцать!»
– Почему бы вам с ним не поехать? – ворчливо спросил он.
– Хотите от меня избавиться?
Он взглянул на нее. Вид у нее был беспомощный, но ему ли не знать: беспомощность – самое страшное женское оружие. По-настоящему беспомощных женщин вообще не бывает.
– Конечно же, нет, – ответил он. – Значит, остаемся!
Она бросила взгляд в сторону бара.
– Он не уходит, – прошептала она. – Остался сторожить. Думает, я уступлю.
Клерфэ потянулся за бутылкой, налил ей и себе.
– Ну и хорошо. Посмотрим, кто продержится дольше.
– Вам его не понять, – с неожиданной резкостью заметила Лилиан. – Это не ревность.
– Нет?
– Нет. Он несчастлив, болен и заботится обо мне. Легко выказывать превосходство, когда ты здоров.
Клерфэ поставил бутылку. Ах ты, сердобольная бестия. Не успеешь тебя спасти, ты уже норовишь отрубить руку спасителя.
– Вполне возможно, – равнодушно проронил он. – Но разве быть здоровым – это преступление?
Она снова повернулась к нему.
– Конечно, нет, – пробормотала она. – Сама не знаю, что я говорю. Думаю, мне лучше уйти.
За сумочку она схватилась, но встать не встала. И хотя она уже порядком успела ему надоесть, сейчас, покуда Волков там, у стойки, ее дожидается, он ни за что ее не отпустит – не настолько уж он успел состариться.
– Ничего, со мной можно не церемониться, – сказал он. – Я не особо чувствительный.
– Здесь все чувствительные.
– Но я-то не здешний.
– Верно, – она вдруг улыбнулась. – Должно быть, в этом все дело.
– В чем же?
– В чем-то, что всех нас сбивает с толку. Разве вы сами не видите? Даже Хольмана, вашего друга.
– Может быть, – озадаченно проговорил Клерфэ. – Наверно, не стоило мне приезжать. И Волкова я тоже сбиваю с толку?
– А вы не заметили?
– Возможно. Только зачем он так старается мне это показать?
– Он уходит.
Клерфэ и без нее это видел.
– А вы? – спросил он. – Вам разве не лучше тоже вернуться в санаторий?
– Кто же это знает? Далай-лама? Я? Крокодил? Господь Бог? – Она подняла бокал. – И кто будет в ответе? Кто? Я? Господь Бог? И за кого? Пойдемте лучше танцевать!