На рубеже 1960-1970-х гг. доминировал стереотипно-идеологический подход, исключающий принятые в западном традициеведении схемы. Середина 1960-х – начало 1980-х гг. отмечены смысловой эволюцией. Э. С. Маркарян, А. Г. Спиркин и другие авторы представляли традиционализм преимущественно как социально-политический опыт, фокус общественно-духовной практики, фактор культурной деятельности в процессе реализации исторического самосознания общества. Для других авторов традиционализм – скорее система общественных отношений (В. Д. Плахов), третьи полагали его трансисторической культурной связью (Б. М. Бернштейн).
Нормативистский подход в традициеведении исходит из узкой трактовки традиции, сводит ее к наследуемым нормам и принципам. В рамках социально-феноменологического подхода традиции рассматриваются как устойчивые формы общественного сознания и идейной преемственности. Широкое понимание традиции как организованного социального опыта характерно для структурно-функционального подхода.
По А. С. Ахиезеру, «специфика традиционализма не в отсутствии инноваций, а в господстве ценности статичности, что выражается в жесткости фильтра новшеств, узости шага новизны, подавлении всего, что выходит за допустимые рамки»[2]. В. А. Ачкасов интерпретирует традиционализм как «ответ на вызов истории и тоску по утраченной целостности, устойчивости и предсказуемости общества, воспроизводящего себя на основе традиции и имеющего источником легитимности историческое прошлое, его опыт»[3]. В. В. Аверьянов полагает, что в современных условиях традиция вынуждена выступать в паре с инновацией, заключать компромиссы с модернистской системой[4]. Традиция и традиционность – предмет исследований А.Г. Дугина[5], критикующего универсализм Рене Генона и учение о метафизическом единстве различных традиционных форм.
Как справедливо отметила Е. В. Романовская, «приверженность традиции откликается на глубокую психологическую потребность людей в защищенности, обещая либо перемены к лучшему, либо отсутствие перемен, либо душевно более близкое прошлое в качестве символического убежища»[6]. Это подтверждается опытом постсталинской политической эволюции. Наследие советской политической культуры, традиционализм являл тип политического сознания, проявлялся в господствовавших установках, нормах и принципах поведения, ценностях и оценках, задаваемых правящей партией.