– Фэйри Гэльских холмов здесь ни при чем, – сказал он, разводя руками. – Ни в одном из кланов не слышали о вашем сыне, леди Майтлтон. Должно быть, свидетель соврал.
Я знала от Терри, что старый кучер не соврал, просто перепутал фэйри и ши. Терри объяснил, что это два разных народа. Через холмы лежит путь в страну вечного лета, где обитает племя ши. А родственные им фэйри живут рядом с людьми.
Когда я пыталась рассказать об этом родным, маменька только вздохнула:
– Ах, дорогая, как тебе не стыдно? Держи себя в руках, нам и без твоих фантазий нелегко.
Я так разозлилась, что даже ногой топнула. Ну почему они меня никогда не слушают?!
– Это не фантазия!
Теперь уже и Фанни посмотрела на меня с укоризной:
– Тогда откуда ты это знаешь?
– От Терри.
Лицо у маменьки стало несчастным. А я, как всегда, когда речь заходит о Терри, почувствовала себя виноватой.
Обещала ведь ему не говорить про него с родными. И маменьке клялась, что «выкину эти глупости из головы». Всего месяц прошел с последнего раза.
– А, твой придуманный друг…
Фанни была еще суровее:
– У нас нет на это времени, Элисон.
И я струсила. Не стала дальше ничего доказывать.
Все равно бесполезно.
Очень страшно было ждать судебного разбирательства. Спускаться каждое утро в надежде на добрые вести, чтобы потом весь день изнывать от тревоги и невозможности сделать хоть что-то. Неуверенность в завтрашнем дне, которую мы все ощущали после смерти отца, теперь проявилась, нависла в воздухе, как тяжелые тучи. Смолкла и без того редкая музыка, даже Китти больше не смеялась, а в один из дней я вдруг поняла, что стараюсь разговаривать шепотом.
Маменька ходила бледная, пила сердечные капли и поминутно падала в обморок. Когда не хватало внимания, начинала рыдать и донимала всех жалобами.
День слушанья приближался неотвратимо. Поверенный хлопотал о его переносе – не вышло. Дядя Грегори – злой гений нашей семьи – употребил все свое влияние, чтобы не допустить проволочек.
Но на самом разбирательстве мы ему показали. Нет, не победили – если бы это было так просто! Выпросили у судьи отсрочку. На месяц.
– Все равно Гринберри Манор будет принадлежать Майтлтонам, а не вашим бастардам, Ванесса, – сказал дядя, гадко улыбаясь.
Маменька, обладавшая безупречным чувством того, когда можно закатить истерику, а когда лучше повременить, лишь побледнела и произнесла трагическим шепотом: