– Ну почему, почему?! – рыдала она потом в темной комнате отдыха.
Специфичное амплуа помощника подсказало Марии решение:
– Гмм, Лиза… Может, вам поменять имидж?
– Я как-то не так выгляжу?
…В 12.45 следующего дня Мария с Лизой уже стояли в ожидании у двери сластолюбивого начальника. Он наконец подошел. Его было много. Он был большой, вальяжный и на весь коридор благоухал дорогим парфюмом и вкусным обедом.
Высокая гостья, наверное, сурово глянула бы ему прямо в лицо. Мария, метр с кепкой, смотрела снизу вверх и увидела вначале ноги – каждая в обхват ее талии, с обоюдоостро заточенными стрелками брючин. Где-то далеко над холмами живота и груди боксерскую шею венчала круглая, неожиданно буйноволосая голова.
Узрев Лизу, этот Робин Бобин Барабек издал плотоядный смешок, растопырил руки и пошел на нее, как бык на красную тряпку. Марию он, очевидно, не заметил.
– Что вы себе позволяете, Георгий Палыч?! – взвизгнула Лиза. – Я вынуждена жалова…
Все закончилось благополучно. Мария выступила маленьким бесстрашным тореадором между двух стихий. Начальника взяли на испуг статьей. Виновато мямля и заикаясь, он выдал заработанное несостоявшейся секретарше. Сумма оказалась в несколько раз больше предполагаемой. Девушка, вероятно, получила и за моральный ущерб.
С тех пор Мария с Лизой стали разговаривать по-приятельски на «ты».
– Он воображает, что я могу с ним!.. Представляешь, я – и с ним!!! С этим бу… бу… – у нее не хватало слов, – бугаем! Не поверишь, – она рассыпала веселые колокольчики смеха, – он предлагал мне выйти за него замуж! Честно, не вру! Ой, Маша, я бы легче напрочь облысеть согласилась!
Литературный редактор Семен Семенякин был единственным мужчиной, не поддавшимся на Лизины чары. За рекордное количество внебрачных детей редакция звала его Осеменякиным. Едва Лиза входила в кабинет к Семену с обработанными письмами, он начинал вращать глазами, нервничать, чертыхаться и отправлял ее все переделывать заново.
Глаза шамаханской царицы блестели лаком близких слез:
– Что ему от меня надо? Скажи, Маша, это такой способ домогательства?
Другого объяснения непостижимой неприязни к ней Семенякина Лиза не видела и, скорее всего, была права.
Вскоре девушка разочаровалась в работе журналиста, не успев им, впрочем, стать. Она ушла, но еще долго витал в коридоре сладковато-пряный запах ее духов, унося мужчин в сладковато-пряные грезы тысячи и одной ночи. А из жизни Марии Лиза выпала раз и… Вот и нет.