Он обижался почти до слез. Срывался, кричал… и снова попадал под обстрел слов и взглядов. Был незло памятен, и злыдни этим пользовались.
Ребята соскучились по дому. Кто-то уже потихоньку паковал чемоданы с коллекциями камней и морскими звездами. Утренний подъем перестал раздражать, большинство безмятежно давили храпака под надсадный тенорок вожатого. Он гневался, мог облить холодной водой из кружки даже девчонок.
– Отомстим ему напоследок? – предложила Леночка.
Таракан встревожился, когда основные его мучительницы подозрительно рано попросились спать. Не заболели случаем?
Немного погодя девчонки, приглушенно смеясь, склонились с фонариком над листом ватмана…
Утром Серафим, потрясая листом ватмана, ворвался в комнату Любы.
– Что это?! Что?! – спрашивал он, тыча пальцем в сорванный с двери лист.
Люба пригляделась. На бумаге фломастерами было нарисовано чудовище в очках, с торчащими в стороны усами. Под обезображ… то есть изображением стояла подпись на якутском языке. Если перевести ее на русский, получилось бы примерно вот что:
Сбрей дурацкие усы,
Нет ни грамма в них красы,
Заведи жену потом,
Утром ей кричи: «Подъем!»
Мы скучать совсем не будем,
Скоро мы тебя забудем,
Рыжий и ужасный, тощий и несчастный!
Люба еле сдержала улыбку:
– Ну, пошли разбираться…
Притихшие девочки наблюдали за Серафимом, и смеяться им не хотелось. Его рыбки-глаза метались за стеклами очков, будто им не хватало воды, губы тряслись.
– Вы… вы издевались надо мной весь сезон! За что? Что я вам плохого сделал?!
Люба подумала – он сейчас разрыдается, и пришла на помощь:
– Как вам не стыдно! Серафим Георгиевич даже прочитать не может, что вы тут написали…
– Но мы же думали его обрадовать, – пискнула Леночка.
На мгновение в комнате воцарилась недоуменная тишина.
– Хотите, переведу? – Леночкин голос не дрогнул, когда она читала: – Дорогой Серафим! Нам нравятся ваши усы и песни. Они мужественные и романтичные. И поете вы хорошо. Рыжие люди на земле – редкость. солнечный цвет. А вы – солнечный человек.
– А где здесь имя?
– Вот, – без колебаний показала Леночка. – Так ваше имя звучит в якутской транскрипции.
– Но эта сумасшедшая физиономия…
– Мы не художники, – пожала плечами Леночка. – Нам казалось – похоже.
Люба молчала, не зная, как реагировать на вдохновенное девчачье вранье. Вожатый смутился, и лицо его обнаружило необычайное сходство с нарисованным.