– Да нормально все, Андреич, – отмахнулся я. – Чему радоваться?
У меня ведь почти все здесь осталось. Кореша, работа, соревнования
по шахматам хотел провести. А тут, будто в чужой мир ухожу.
– Так давай обратно к нам, – расхохотался полковник. – Только
без тяжких, так… по мелочи замути – и хоп! Снова у нас!
– По мелочи – не моё, – усмехнулся я. – Да и не привык я
размениваться по мелочам. Сам знаешь. Чего звал-то? Попрощаться или
дело какое есть?
– Дело есть, – понизив голос, полковник придвинулся ко мне в
кресле на колесиках.
Попутно вытащил из стола два пузатых бокала и привычным
движением плеснул армянского пятизвездочного. Поставил один бокал
мне.
– Выпьем, за свободу, – подвинул он бокал еще ближе.
– Лучше за здоровье, – улыбнулся я. – Свобода – она как баба
непутевая, сегодня есть, а завтра нет. А здоровье всегда при тебе
должно быть. Чтобы в аптеку бегать только за презервативами.
– Ну, давай за здоровье! – кивнул полкан.
Мы чокнулись и выпили.
***
Вечером того же дня я взял сверток, который передал мне Гурьев,
и вышел из своей квартиры.
– Сашка! Ты, что ли? – на площадке второго этажа нарисовалась
бабулька с бадожком и в пуховой козьей шали, старательно
заправленной в потертое пальто с воротником из лисы. Некогда рыжей,
а теперь выгоревшей и по-старчески седой.
– Я, теть Зин, привет! – подошел я и обнял соседку. – Как
здоровье?
– А я-то и смотрю, ты – не ты! Белый как лунь стал. Где твои
рыжие вихры, Сашка?
Она вздохнула, но смотрела на меня как-то удивительно
светло.
– Ну так… Не молодеем, теть Зин. А ты, я смотрю, молодцом.
Хорошо выглядишь.
– Скажешь тоже, – отмахнулась бабулька. – Девятый десяток
разменяла, а боженька все не может прибрать меня. Ноги не ходют, а
все одно живу.
Ворчала тетя Зина по привычке, а всё-таки нехитрый комплимент и
её порадовал.
– Так и живи. Сто лет живи.
– Да какой там? В магазин сходишь, и полпенсии нет. Хоть вообще
не ходи. Вот раньше, помню, не шибко богато жили, но в достатке,
еще и откладывать умудрялись при советской власти-то. А сейчас вот
ведь как – за коммуналку внуки платят, их приходится просить. Не
тяну одна…
– Хорошие у тебя внуки, тетя Зина. Вот ради них и живи.
Мы попрощались, и я вышел из подъезда. Вечернее небо хмурилось
снежными тучками. Ветер задувал в рукава дубленки, а свитерок
непривычно колол кожу.