Я проснулся от какой-то суеты рядом, в соседнем спальном мешке. В темноте, по резким движениям понял, что Марина стремительно одевается. От того, что я двинулся, разрез в спальнике приоткрылся, и мне в физиономию ударило совсем свежим и совсем нетеплым воздухом. Настолько нетеплым, что на какие-то секунды у меня от неожиданности перехватило дыхание. Удивление заставило меня высунуть голову из спальника. Копошащаяся Марина меня уже не интересовала, и луч налобного фонарика сразу наткнулся на черную и явно остывшую печку. Без дедушки Игната она выглядела очень одиноко. Храп Игнатия Прокопьевича солировал в общем хоре голосов.
Я вернул голову в мешок и посмотрел на светящийся циферблат часов – стрелки показывали два часа десять минут ночи.
«Как же так? Прошло всего два часа, как мы легли спать, а температура уже около минус двадцати»?
Жизнь в экспедициях приучает не ждать, когда кто-то сделает то, что нужно тебе. Поэтому я немалым волевым усилием выбрался из спальника, натянул бахилы и с налобным фонариком принялся исследовать пространство вокруг печки в поисках дров. Внутрь ее жерла заглядывать было бессмысленно. Даже мой остывший мозг прошептал о том, что их там нет.
Как выяснилось потом, это был единственный случай, когда с вечера не была подготовлена легкая утренняя растопка – просто никто не ожидал, что я ночью заинтересуюсь печкой. В поисках дров мне пришлось выбраться на улицу. Рядом с входом спали собаки. Учуяв своего, ни одна из них даже не подняла головы.
Свет луны прорисовывал очертания высокого берега реки. И представилось, что рядом стоит гигантская палатка… внутри которой так же холодно. Я вернулся в палатку с несколькими поленьями, потом принес сухие щепки, и скоро дрова взялись огнем. Я был удовлетворен, что сделал это хотя и не с первой спички, но и не с десятой.
…Через час я снова проснулся от нестерпимого холода. Не надо было высовываться из спальника, чтобы понять, что дрова прогорели, и печка снова остыла. Мое желание продемонстрировать усердие в поддержании тепла было остановлено внутренним голосом: «Дома демонстрируй. Если эвены этого не делают, значит, не следует».
Все последующее и неопределенное по продолжительности время ночи трудно связать со сном.
В связи с этим вполне уместно развенчать один миф. Еще в детстве я слышал рассказы о людях, погибших среди ледяной пустыни. Якобы когда человек долго идет по снегу, то его начинает клонить в сон. И если в таком состоянии лечь на снег и позволить себе заснуть, то уже не проснешься – умрешь во сне от переохлаждения. Действительно, если человек долго идет, а тем более пробирается по глубокому снегу, то утомление, несомненно, наступает. В довершение к этому от интенсивной ходьбы человек чувствует себя разгоряченным. Поэтому (знаю по себе) хочется упасть в снег и отдохнуть. В первые секунды снег кажется не холодным, а приятно прохладным, накатывает тягучая дремота… Вот только рассказчики небылицы про смертельное замерзание во сне никогда сами не пробовали дальше оставаться в этой убаюкивающей неге. Даже если умудриться заснуть, в чем я очень сомневаюсь, то очень скоро проснешься от дискомфорта. Замерзая, человек не может спать. Это то же самое, как попробовать заснуть, упав в костер.