– Ожулун… Ожулун, повернись ко мне. Я хочу видеть твой небесный лик, хочу смотреть в твои чудные глаза!
– Не повернусь… – выговорила она с трудом.
– Но почему? Почему?! Что случилось?! Чем я обидел тебя?!
– Ты поймал меня среди поля, силком, как дичь!
– Но ты же сама сказала «да»…
– Я не поняла… Я сказала «да» потому, что твой образ виделся мне в детском сне, как предсказание судьбы, но я не думала, что ты налетишь кочетом на нашу повозку и… и заберешь меня, как добычу!
– Выпущенную стрелу не вернешь, – ответил Джэсэгэй спокойно, но голос его выдавал сдержанное чувство влюбленности. – Подумай до возвращения Ньыкын-Тайджи. Если не согласишься стать моей женой, отвезу тебя обратно к родным. Отправлю богатые дары твоему мужу, чтобы простил за своеволие и ошибку. Что еще остается виноватому?!
Затем он повернулся к выходу так резко, что пламенем взметнулись его светлые волосы, и вышел из сурта стремительный и прекрасный, словно видение!..
Джэсэгэй больше не появлялся. Время для Ожулун стало тянуться необыкновенно медленно. День не кончался, а с долгожданной ночью не забирал сон. Она лежала с открытыми глазами, смотрела во тьму, и ей виделось, как отец, выслушав весть от Ньыкын-Тайджи, выгоняет в страшном гневе незадачливого свата со двора! Тот возвращается, низко свесив голову… И Джэсэгэй отвозит ее к родителям. А дальше что? Неужели век вековать с Чилэди, если тот еще возьмет ее, оскорбленный… Ах, зачем, зачем она испытывала судьбу, вертящуюся по высшему предсказанию?
Лишь к утру второй ночи она сама не заметила, как заснула. И в сладкой неге, в слепящем сиянии солнца привиделся ей мальчик, очень похожий на того, из детского сна. С такими же светлыми, спадающими на плечи волосами, только пошире костью и с недетским, будто обозревающим все видимые с небес земли взглядом. Проснулась она в необычайной легкости, радуясь пробивавшемуся в куполе сурта свету.
– Дитя мое, – словно продолжение сна, вошел в сурт Ньыкын-Тайджи, – весть о случившемся в степи долетела до твоих родителей раньше, нежели принес ее я. Они уповают на судьбу. Теперь слово за нашими стариками. Я отправляюсь к ним. А ты соберись, принарядись – поглядят на тебя ласково старухи, все решится добром.
Тут же прибежали Алтынай и Хайахсын с двумя девушками, стали прихорашивать, наряжать Ожулун: одни расчесывали, заплетали ей косу, другие примеряли, надевали украшения…