Мы сыграли два круга и решили немного притормозить с игрой.
— Друзья, — проговорил Борис, откидываясь на спинку кресла. —
Пользуясь случаем, что мы все тут собрались в такой прекрасный
вечер, хотел предложить рассказать одну забавную историю про
некроманта.
— О! — тут же оживился Потёмкин. — Давно не было твоих историй,
я уж думал, что ты забросил.
— Да куда там, — махнул рукой барон. — Тут другое: написал
несколько штук на полях медицинского журнала. Так меня сначала Лука
Сергеевич отругал за пренебрежительное отношение к отчётности, а
затем журнал куда-то запропастился. Вот и пришлось писать
новое.
— Просим, просим! — громким голосом заявил Семён Головин и даже
поаплодировал Борису, с чем его поддержали и остальные участники
сегодняшнего вечера.
— Ну что же, — проговорил барон Крамер, после чего откашлялся. —
Приступим, — в этот момент я почувствовал нежное прикосновение к
своему правому плечу и, повернувшись, увидел миловидную брюнетку,
смущённо мне улыбающуюся.
А напротив меня блеснул глазами Перлов, который явно был к этой
самой брюнетке неравнодушен. «Этого мне ещё не хватало», — подумал
я, но руку девушки с плеча не стряхнул.
— Рассказ называется, — проговорил Борис:
«НЕКРОМАНТ И СУПЕР-КЛЕЙ»
В верхней каморке тёмной башни горели чёрные свечи.
Подрагивающий от вечного сквозняка огонь бросал причудливые тени на
увешанные пыльными гобеленами стены. Из-за этого казалось, что
глаза изображённых на них мужчин и женщин бегали туда-сюда и порой
хитро щурились.
У крошечного окна, больше напоминающего бойницу, сидел худой
человек с жидкой пегой бородёнкой и что-то записывал в раскрытую
перед ним книгу. В свете танцующего пламени свечей глаза его
казались пятнами мрака, подобающими скорей глазницам черепа. Худое
лицо выдавало крайний уровень истощения. Тонкие, почти бескровные
губы беспрестанно шевелились, изрыгая то ли беззвучные
ругательства, то ли заклятия. Но, скорее всего, и то, и другое,
крепко перемешанное между собой.
Книгу данный субъект писал кровью. Исключительно своей. Однако
вот уже битый час никакими чарами не мог добиться того, чтобы та
поступала к сосудам проткнутого для этой цели пальца. Перо,
поминутно опускаемое в рану, чаще всего оставалось совсем
сухим.
— Да Чобратов мех тебе в жилу Клипасты! — выругался он, когда
пишущий кончик пера в очередной раз оказался сухим, и выбросил
стило в самый тёмный и захламлённый угол. — Надо было всё-таки
капиллярную ручку у жадюги Формана брать!