А Лидка на свидание не пришла.
На следующий день, вернее, ночь (чтоб не видел никто), Алешка всю остановку выбелил. Полюбовался делом рук своих – красота! Маманя потом рассказывала, что в сельсовете, где она уборщицей работала, люди удивлялись: вот, мол, народ у нас в селе странный: и плохие дела, и хорошие под покровом ночи предпочитает совершать! Глянула с подозрением:
– Уж не ты ли, сынок?
«Известки недосчиталась», – понял Алешка.
– Что я – дурак? – отрекся поспешно.
А Лидка пришла к нарядной остановке всего раз, опоздав на один час сорок семь минут. Упрекать за опоздание он ее, конечно, не стал. Об уроках поговорили, о погоде. Дальше разговор как-то не заклеился. Потом Алешка до дома проводил и на прощание рискнул взять Лидкину руку в свою. Доверчивая ладошка утонула в шершавой ладони. Так и замер: вот бы шагать всю жизнь рука в руке…
– Эх ты, дурачок! Такими удачными моментами не попользовался! Надо было ее к остановке прижать и поцеловать как следует, или хотя бы к забору у дома напоследок, – авторитетно рассуждал назавтра Ефим.
Алешка внутренне содрогнулся: за руку-то взял – весь вспотел. А тут – целовать! И потом, откуда ему знать, как следует? Ведь не целовался еще, только по телеку видал, да и то редко.
– Сам ты дурак, Ефимка! Разве так с хорошими девчонками поступают?
Несколько раз Алешку собирались выкинуть из школы за неуспеваемость – удержался, дошел-таки до экзаменов.
На литературе ему попался билет по «Преступлению и наказанию» Достоевского. Лидку тревожить не решился, дернул за накрученные лохмы Любку-хорошистку, сидящую впереди, сунул билет под нос:
– Там, вроде, студент старушку замочил. С чего это он, а?
Любка усмехнулась, загадочно сверкнула чернущим глазом:
– Изнасиловать хотел.
Простодушный Алексей так и ответил. Те, кто оставался в классе и те, что в коридоре подслушивали, так и покатились со смеху, а больше всех Любка…
После Ефим сказал:
– Я на тебя, Алешка, удивляюсь. Любка за тобой полгода гонялась, не видел, что ли? Если бы такая девка на меня глаз кинула, я бы не знаю, что сделал. Я бы, наверное, о Маруське думать забыл раз и навсегда, хоть они и подруги. А ты на Любку внимания не обращал совсем. Вот она тебе и отомстила.
В общем, не аттестовали за десятый класс Алексея. Просидел он, получается, вольным слушателем два года. На выпускной не пошел от стыда и обиды. Еще обиднее стало, что не зашел за ним никто, даже Ефим, который тоже вольнослушателем оказался, но на вечере, говорят, был, перепил шампанского и за Любкой волочился к Маруськиному горю и возмущению.