– Иногда выбора нет, – сухо сказал
Грег. – Или повторная печать, или застенки. То есть добровольное
приношение своего сердца на алтарь богов и несение службы во имя
них, – не скрывая сарказма поправился он. Одли понятливо хмыкнул.
Эван привычно окаменел – кажется, задумался о монастырях. Или о
чем-то другом.
Фонари закончились вместе с городом,
и теперь за окнами паромобиля проносилась тьма, разрезаемая узким
светом фар. Лес, казалось, все ближе и ближе побирался к дороге,
иногда чуть расступаясь призраками полуразрушенных башен, медленно
крутящих лопасти. Ветряки для выработки электричества тут были не
редкость.
Ущербная Луна прорывалась через
редеющие облака, отражаясь бликами в многочисленных лужах. Лес
медленно приходил в себя после грозы.
Одли свернул с основной дороги –
через лес Сокрушителя добраться быстрее. Одинокие капли падали с
ветвей деревьев на окна. Стеклоочистители с противным визгом
вытирали влагу. Шуршали шины, мотор работал практически бесшумно. В
салоне стояла тишина – каждый думал о своем. Грег вспоминал
оставшуюся дома Лиззи, а о чем волновался окаменевший Эван, понять
было сложно. Даже Одли, казалось, задумался о чем-то своем.
Темная тень, прорезавшая свет фар и
бросившаяся под колеса паромобиля, стала для всех неожиданностью.
Даже для выругавшегося в небеса и выкрутившего руль влево, уходя от
удара, Одли. Завизжали тормоза, но тяжелый паромобиль, с трудом
удержавшись на мокром дорожном полотне, пронесся еще с десяток
ярдов, прежде чем остановиться. Что осталось от безумца, попавшего
под колеса и вроде бы отлетевшего от удара куда-то в сторону,
оставалось только гадать. Впрочем, недолго. Заскрипел металл,
разрываемый когтями, и из-под паромобиля прямо на капот взобрался
скелет в обрывках ондурского алого мундира инфантерии. Клыкастый
рот радостно оскалился, и из него вместо слов полилась гниль
вперемежку с сырой землей.
– Твою дивизию! – выругался Одли,
спешно подавая назад в попытке сбросить нежить. В ответ металл
капота покорежили и босые стопы с гигантскими черными когтями.
Тварь утробно зарычала, распластавшись на капоте.
Грег и Эван слаженно открыли дверцы,
вставая на широкие подножки, шедшие вдоль паромобиля. Эван ударил
плетением огня – привычной для него стихией, а Грег – ветром,
отбрасывая алый, гневно ревущий факел на обочину.