Когда пуля входит в грудь, то рвётся рубаха.
Я бы запомнил, случись такое со мной. Но, с другой стороны, если
пуля прилетает в затылок, то тут и запомнить нечего. Или входит в
спину, под левую лопатку. То-то там болело, хотя это была всего
лишь фантомная боль.
Стоит ли надеяться, что память когда-нибудь вернется ко мне
полностью?
А что это даст? Нужно
выкинуть из головы подобные мысли и разобраться с текущей
ситуацией.
Я встряхнул головой. На моем кожаном пальто звякнули изогнутые
железные пуговицы в виде птичьих когтей. Или это реально когти
каких-то местных птиц, железных орлов? Странная у них тут мода, но
сойдет на первое время. Спасибо, что не голышом явился в новый мир,
как Шварценеггер в роли терминатора.
В моей голове нестройный хор под какофонию скрипки и какой-то
бандуры пропел слова из еще одной песенки:
Мама, мама, что я буду делать? Мама, мама, как я буду
жить?
Всё нормально, мама. Теплое пальтишко у меня есть, и белье вроде
бы тоже теплое, кажется, даже с начесом. Это радует, а то тут,
похоже, поздняя осень. Зима близко.
Новая компаньонка все это время молча разглядывала меня. Никуда
не торопится. Я уже привык к пугающей маске с нарисованными глазами
тигра и перестал внутренне вздрагивать при медленных наклонах ее
головы к плечу с одной стороны на другую.
— Где моя лицензия и верительная грамота? — я удивился не своей
новой старой профессии, а самому наличию подобных документов. —
Покажи.
— Там, — махнула рукой ведьма. — В машине. Сейчас пойдем,
посмотришь. Хотя у моих друзей есть серьезные основания сомневаться
в подлинности верительной грамоты гильдии, я уверена, что ты нам
пригодишься. Про «Мерсенар» давно ничего не было слышно, но печать
магистрата Сатевиса на лицензии не отличить от настоящей, и этого
вполне достаточно.
Значит, все-таки машины тут, а не кареты и дилижансы. Может, все
не так уж плохо? И космодесант имеется? Если так, то через два
месяца запишусь, как истечет срок заключенного контракта с синьорой
Мортансерро.
Память этого тела полностью сохранилась. Я уже привык к нему,
как к родному, и заметил за собой повышенную чувствительность к
непонятным вибрациям и колебаниям в воздухе и пространстве.
Каким-то шестым чувством я ощущал невидимые путы устного
соглашения, закрепленного моим кивком, и связывающего меня
обязательствами, разорвать которые может только смерть.