- Доброе утро.
- Доброе, - ответил он, сделал ещё глоток и поставил чашку на подоконник.
Потом снял меховой плащ и бросил его на стул. Под плащом у него был черный пиджак (я не знала, как назвать эту одежду иначе), расшитый тонкими серебряными нитями. Мужчина в черном. Пугающе, между прочим.
- Может, хотите что-нибудь к чаю? – ухитрилась выдавить я, теряясь под пристальным взглядом темных глаз. – Печенье, гренки…
Он опять приподнял брови – удивленно, насмешливо.
- Решила стать образцовой женой, Алинора? – спросил он с кривой улыбкой. – Ты головой, часом, не ударилась?
- Да, - подтвердила я с радостью. – Ударилась.
- Оно и видно, - проворчал он, снова мрачнея. – Признаться, я не хотел приезжать, - он отвернулся к окну, и теперь голос звучал глухо, но я почувствовала себя свободнее. – Не хотел приезжать, не хотел тебя видеть, но Малыш настаивал, что нам надо помириться. Малыш считает, что моя семейная жизнь должна быть безупречной. Никаких скандалов.
Малыш? Кто это – малыш?.. У Алиноры и ее мужа есть ребенок? Он настаивает, что семейная жизнь должна быть без скандалов?.. Почему эта ужасная женщина ничего не рассказала мне об этом?
- А вы как считаете? – спросила я, чтобы выиграть время.
- Я бы хотел, чтобы он побольше думал о своей семейной жизни, - отрывисто бросил мужчина. – Ему скоро двадцать два, а он и не думает о женитьбе.
Малышу – двадцать два? Что же это за малыш такой, великовозрастный?
- Но и спорить с ним не могу, - теперь мужчина говорил с усилием, будто каждое слово давалось ему с трудом. – Его величество настаивает, чтобы ты вернулась. Он хочет видеть нашу семью счастливой, видеть нас вместе. Вместе, понимаешь?
Значит, всё-таки он – генерал Левенштайль. Мой муж. То есть – муж Алиноры. Имя… имя… Как его имя? Такое тяжелое, трудное… Тяжелое, как камень…
- Ксандр… - вспомнила я, наконец, и мужчина оглянулся. – Давайте пока пьем чаю, - предложила я. – Разговор никуда не убежит. Я плохо себя чувствую, и мысли путаются…
- Не спала всю ночь? – подхватил он, и в глазах сверкнули опасные искорки.
- Не спала, - ответила я уже смелее. – Я же говорила вам, что поранилась. Неважно себя чувствую… - я показала ему ожженную ладонь, как доказательство своего недомогания.
Мужчина в несколько шагов преодолел расстояние между нами и наклонился над моей пораненной рукой.